Сердце не обмануть - Мария Шарикова (2019)

Татьяна поспешно поднялась с кушетки и, оправив платье, была готова убежать, куда глаза глядят.

Поймав за руку, он притянул невесту к себе.

— Прости меня, — ласково сказал он, виновато улыбнувшись

— Ты прощаешь меня, Танечка?

Тата вздохнула. Она пыталась убедить себя в том, что Алексей не причинит никакого вреда, но страх сковывал. Игнатьев смог нанести ей нестерпимую душевную боль, и было страшно вновь ошибиться. Заглянув в тёмные глаза Езерского, она поняла, что он совсем другой, и никогда не причинит ей зла.

Она нежно провела рукой по его лицу.

— Я не могу иначе, — улыбнувшись, промолвила Тата.

Езерский крепко прижал её к себе.

— Ты просто ангел, — шептал Алексей, гладя её волосы.

Так они и простояли молча, понимая без слов, что они значат друг для друга.

— Вы должны вернутся одни, — Алексей отстранил девушку.

Татьяна подошла к высокому зеркалу и неуклюже поправила причёску, благо она была незатейливой, поэтому не сильно пострадала.

Вернувшись в гостиную, Тата извинилась перед гостями.

— Прошу простить меня, мне сделалось дурно, — виноватая улыбка не покидала её уст.

Остаток вечера прошёл без происшествий. И у девушки была возможность прийти в себя.

Во время ужина Тата обмолвилась о том, что ей хотелось бы посетить Казанский собор, и Галина Николаевна с радостью согласилась её сопровождать.

Алексей выразил сожаление, что не сможет составить им компанию, ибо служба требовала его присутствия, но завтрашнем вечер он обязательно проведёт вместе с ними.

Проснувшись на следующее утро, Тата была готова ехать на службу.

Казанский собор, построенный в начале века, являл собой поистине грандиозное творение рук человеческих. Фасады храма выходили на Невский проспект и канал Грибоедова. Татьяна давно мечтала увидеть эту святыню, но до сих пор у неё не было возможности.

Темно-зеленое платье, капор в тон: обновка порадовала, потому что облик скромной красавицы был больше по душе.

В зеркало девушка смотреться стала реже, да и не видела в том нужды.

Марфа подала темно-зелёный шерстяной барсак, ибо на улице становилось прохладно.

Сидя в карете напротив Каролины и Галины Николаевны, Татьяна всё чаще ловила на себе ненавидящий взгляд mademoiselle Езерской.

Она не понимала причины, но старалась не подавать виду, что это задевает.

Войдя в храм, Тата перекрестилась и устремила свой взор на образа.

В доме Божьем тревога не покидала её не на миг. Тата пыталась молиться, но слова застряли в горле, и она не знала как ей следует поступить.

До службы она подошла к батюшке и испросилась исповедоваться.

Немолодой батюшка внушил Татьяне доверие, и она решила рассказать ему всё.

Он начал читать молитву: «Се чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое…», а по окончании исповеди возложил край епитрахили на голову Татьяны и прочитал разрешительную молитву. Тата поцеловала Евангелие и крест, лежащие на аналое. Во время исповеди Татьяна вновь не могла сдержать слов.

Отец Георгий слушал её, не перебивая, пока девушка изливала ему свою душу.

Участливо выслушав, батюшка сказал:

— Тщеславие — страшный грех, милая, но еще страшнее зависть и ненависть, которые губят душу человеческую. В тебе нет сего греха, можешь быть покойна. Но то зло, что совершил сей человек, не останется безнаказанным перед Господом.

Татьяна с облегчением вздохнула. С души будто камень сняли, оттого стало так легко и покойно.

Выходя из храма, она увидела mademoiselle Борисову. Девушка поспешно поднималась по ступенькам, не замечая Татьяны.

Перед Полин, как ни перед кем другим, Татьяна чувствовала себя виноватой. Она, не видя её души, заранее поставила на ней клеймо, не имея на то причин.

— Полина Игнатьевна, постойте, — окликнула она девушку.

Та подняла свои тёмные глаза и остановилась.