— Нет ничего предосудительного в том, что куратор проводит время со своей подопечной, — ответил Молох спокойно.

Глядя на него такого, с трудом верилось, что несколько часов назад он яростно сдирал с меня одежду и с рычанием мял нежную кожу бёдер до синяков. Да его даже с развязанным галстуком невозможно было вообразить. И тем не менее я прекрасно помнила, как в порыве страсти этот мистер невозмутимость зашвырнул и пиджак, и галстук в другой конец комнаты. Помнила устроенный на столе разгром и след от грязного ботинка на докладной с подписью Танатоса.

— Эстер, вы не хотели бы ближе познакомиться с Верхним миром?

«Это что, запоздалое приглашение на свидание? К чему такие церемонии? У нас же уговор: я подчиняюсь, выполняю любые извращённые прихоти, взамен ты скрываешь моё преступление».

— Конечно. Жажду, — приторно улыбнулась я, впившись ногтями в собственные ладони.

Молох окинул меня странным взглядом.

— Всё в порядке?

«Что за дебильные вопросы? Как что-то может быть в порядке, если теперь я сама себе не принадлежу?»

Я не понимала своего начальника. В какие игры, он, смерть подери, играет?

— Молох, — к столику подошёл белобрысый жнец, — Танатос вызывает к себе. У него есть новая информация по… — он коротко взглянул в мою сторону, — тому самому делу. Кажется, мы получили ответы на некоторые вопросы.

Глава 15

«Трэйн что-то узнал об Эстер. Неужели удалось выяснить, кто она такая? Точнее, кем была до того, как попала в Крепость?»

Молох ускорил шаг.

Проклятые бесконечные коридоры! Насколько было бы удобнее, разреши Танатос снять защитный барьер: секунда — и ты на месте.

Только безграничная выдержка не позволила позорно сорваться на бег. Нельзя было, чтобы его увидели взволнованным, потерявшим самообладание.

Он поморщился, представив, как несётся по коридорам и подчинённые провожают его изумлёнными взглядами. Его, известного своей невозмутимостью. Моралиста, который сейчас с трудом сдерживается, чтобы не начать ругаться себе под нос.

То, что Танатос вызвал его в свой кабинет, а не в зал совещаний в восточном крыле, означало одно: они будут говорить с глазу на глаз. Как расценивать это, Молох не знал и пытался отмахнуться от дурного предчувствия. Эстер раздражала главу Совета сильнее, чем неприкаянная душа, и тот мечтал избавиться от единственной женщины в Крепости. Поэтому и рыл носом землю в попытках отыскать информацию, которая доказала бы, что её появление здесь — ошибка.

«Что если он нашёл такую информацию?»

Молох поджал губы.

На четвёртом этаже было людно: в семь многие собирались на ночную смену, и коридоры наводняла толпа. Да ещё и шёл он против движения. Молоху казалось, что он слышит скрип собственных зубов. Смерть знала, каких усилий стоило не расталкивать локтями путающихся под ногами подчинённых: те и не думали уступать дорогу, занятые пустой болтовнёй или попытками добраться до архива раньше товарищей.

За поворотом никого не оказалось, и последние десять метром жнец — нет, не пробежал, такого он позволить себе не мог — но преодолел исключительно стремительно. Обычный человек на его месте непременно бы запыхался.

Перед тем как открыть дверь, Молох глубоко вздохнул.

Танатос стоял у окна. Он любил принимать эффектные позы и выдерживать столь же эффектные паузы, так что Молох приготовился ждать. Спросить — проявить подозрительное любопытство. Чем меньше даёшь пищи для размышлений, тем больше вероятность сохранить уязвимые места в тайне.

— Трэйн кое-что разузнал, — сказал Танатос и замолчал, нагнетая напряжение. Отодвинул от стола кожаное кресло, но остался на ногах.

«Спросить или дождаться, пока расскажет сам?»

Молох заставил себя расслабить лицевые мышцы: слишком сильно сжал челюсти — ещё немного, и это стало бы заметно.