После завтрака решили отправиться на прогулку, а заодно купить вещи для Евы. После я хотела вернуться в свою квартиру, но Тимур настоял на том, что только заберем мои вещи, и мы с Евой поживем пока в его доме. Главным аргументом послужила даже не охота на меня любимую, а то, что я совершенно не умею готовить, что отрицательно скажется на детском желудке. О том, что Ева сегодня же отправится жить в другое место, я малодушно умолчала. Не хотелось затрагивать тему, в которой пришлось бы упомянуть Артура.

Покупки для шестилетки мы сделали быстро, скупив половину того, что нашлось на витринах «Детского мира» в ближайшем торговом центре, и отправились гулять по Екатерининскому парку, который начинался сразу за южным фасадом дворца и охватывал берега Большого и Нижних прудов.

Неспешно прогуливаясь по дорожкам среди насыпей и горок, мы взяли направление к изящному зданию со скругленными углами. Оно состояло из центрального и двух боковых залов; фасад был богато украшен в духе зрелого барокко. Я уже была здесь на моей теперешней памяти, а до того – кто знает, могла наведываться сюда и не единожды.

– Тебе так нравится это место, – заметил Тимур.

Впереди нас радостно прыгала Ева, пытаясь догнать недавно прилетевших птичек. Они словно подхватили эту незатейливую игру и, весело щебеча, перелетали с места на место, садясь рядом с девочкой, и не пытались улететь. То, что Ева особенная, было понятно и без странного обряда, который она провела.

– Да, очень нравится. Моя душа словно наполняется гармонией и умиротворением, – согласилась я с ним.

– Одиночество в какой-то степени – тоже спутник, – поднимая лицо к безоблачному голубому небу, изрек Тимур. – Просто не все могут смириться с этим.

Легкий порыв ветра принес еле уловимый запах цитрусовых от идущей неподалеку пожилой пары, – они на ходу чистили мандарины. И, конечно же, я вспомнила, когда в последний раз делала то же самое. Душу словно прижало огромным булыжником. В меня мертвой хваткой вцепилось чувство обреченности и убеждение, что одиночество – мой вечный и неизменный спутник.

– Такое ощущение, что я хожу по заколдованному кругу, и вся моя жизнь – словно смутное продолжение предыдущей, – сказала я.

Конечно же, мои мысли уже унеслись к мерцающему черным куполу, покрывающему дом Ашерро, и непроглядной мгле за его пределами.

– Почему смутное? – заинтересованно спросил мой собеседник.

Он все еще смотрел на небо, и честный ответ дался легко.

– Потому что все словно в тумане. Не понимаю, зачем и почему я это делаю, но чувствую, что иду по заранее заданной траектории, – ответила я.

Я вспомнила собственные слова, сказанные когда-то Александру: «…эта вечная и неизменная цепочка убивает меня». Похоже, так было всегда, а не только с тех пор, как я потеряла память.

– Арханиэлиус может помочь тебе справиться с этим. Почему ты не позволяешь ему? – тут же задал новый вопрос Тимур.

Да. Дознаватель из него превосходный. Любую беседу может вывести на нужную тему. И, главное, так легко и непринужденно. Я сама подвела к нему разговор.

– Не думаю, что его помощь мне нужна, – мой голос дрогнул.

Горечь, мучающая меня, прорвалась наружу, и Тимур заметил это. Он придвинулся ко мне – не так близко, чтобы это показалось вторжением в личное пространство, но достаточно, чтобы понять, что он рядом и готов поддержать меня.

– Что он тебе сделал?

Мягкий и обволакивающий тон Тимура располагал к доверию, и я честно ответила, не отдавая себе отчета, как ему это удалось.

– Вообще-то ничего. Мне он ничего не сделал. Просто я построила его иллюзорный образ – такой, какой хотела, а в действительности все оказалось совсем не так. Я даже сама не поняла, когда разрешила себе испытывать к нему что-то большее, чем позволено. Он ни в чем не виноват. Это я. Я сама во всем виновата, – почти шепотом, словно опасаясь, что это может услышать кто-то, кроме меня, сказала я.