— В левом кармане.

Она вытерла руки и пошла рыться в его пиджаке, там лежало столько всего, что телефон нашелся не сразу, она открыла галерею, нашла ту фотку, приблизила и внимательно рассмотрела, с облегчением убедившись, что глаза и память ее не подводят. Устроила еще одну фотосессию спине господина министра, и гордо предъявила ему фото:

— Сравните. Вот это сейчас, а вот это — тогда. Вот это место видите? Я говорила, что крыло я сшила, а лапку надо будет дорисовывать. А она сама дорисовалась. И лег он немного по-другому, вот тут видно. Он шевелится.

4.32.2 Вы сюда лечиться пришли или ерундой страдать?

Он изучал фотографии с мрачным видом, тихо выругался под нос и положил телефон. Посмотрел на Веру, пожал плечами и опустил глаза.

— Вы когда-нибудь научитесь верить мне на слово?

— С моей работой это бессмысленный необоснованный риск — верить кому-то на слово. Но я попробую.

"Дзынь."

Он чуть улыбнулся и кивнул на аптечку:

— В желтой банке мазь, намажьте швы.

Она кивнула, еще раз вытерла руки и стала его мазать. В банке торчала длинная палочка-шпатель, которой очень удобно было выковыривать густую мазь и размазывать по шрамам. Мазь пахла его вчерашним отваром, Вера так увлеклась, что продолжила развозякивать мазь по господину министру даже тогда, когда все швы и шрамы были намазаны, особенно по тем местам, где прикосновения вызывали напряжение и мурашки, щекотка — дело тонкое.

На шее шрамов почти не осталось, но она все равно внимательно все изучила и "намазала", отодвигая волосы и водя сухой и чистой палочкой по еле заметным шрамам, наблюдая с очень близкого расстояния, как встают дыбом волосы на его шее от каждого ее движения и даже от дыхания.

— Вера, — голос был старательно укоризненный, но запретно довольный, как будто он сам не мог определиться, чего от нее хочет, — там уже нет ран.

— А там уже нет мази, — шепотом сказала она, прекращая прикидываться и начиная рисовать на его шее зигзаги.

— Мы… должны уже заниматься вашими вещами.

— Какие мы ужасные, не укладываемся в график, — вздохнула Вера.

— И еще… скоро придет Двейн, на обед… Док прописал ему вас, в качестве терапии.

— И он это все увидит, как же будет неудобно, ужас-ужас.

— Вера…

— Я вас внимательно слушаю, — она провела шпателем вниз по шее, дальше по спине, медленно огибая швы.

— Вы можете это прекратить?

"Дзынь."

— Могу. Я все могу. Чего бы вам хотелось? Заказывайте.

— Блинов с мясом.

— Ну вот, другое дело, а то "прекратить", "прекратить".

Он тихо безнадежно рассмеялся.

Шпатель добрался до поясницы, Вера опять опустилась на колени, с удовольствием отмечая, что здесь тоже море чувствительных мест.

— Вера, может, хватит?

— Может быть. Нужно хорошо обдумать этот вопрос. Какие у вас аргументы?

Следы от палочки понемногу наливались красным, как царапины от ногтей, она слушала его так внимательно, что ощущала сердцебиение, но ему не было больно, его все более чем устраивало.

— Мне все еще стоит ждать ответ?

— Сюда сейчас Двейн придет, он цыньянец, он… совсем по-другому воспитан. Вы же не хотите его шокировать?

— Чем, вашим выражением лица?

— Нет…

"Дзынь."

— Вера, так нельзя.

"Дзынь."

— Прекратите это немедленно.

"Дзынь."

— У нас гора дел, серьезно.

Она поднялась на ноги и потянулась, постояла неподвижно, глядя на его изрисованную спину, наклонилась и провела палочкой по плечу, он вздрогнул и закрыл лицо руками с тихим смехом.

— Испугались, что я вас послушаюсь? — иронично шепнула Вера, он глухо застонал и улегся на стол, отвернувшись от Веры и закрыв голову руками. Она обошла его и принялась за второе плечо. Он отвернулся в другую сторону, медленно глубоко вдохнул и выдал: