Полюби меня такой - Маргарита Климова (2020)

Зайдя в палату, заставил себя глотать рвотный комок. На кровати лежала не Лена, вернее не та Лена, которую я видел. Изуродованное лицо, отсутствие зубов, разбитые и порванные губы, с запёкшейся кровью. Поверх простыни лежали руки с выдранными ногтевыми пластинами и опухшими от переломов пальцами. Тяжёлое, свистящее дыхание с кровавой изморосью, подтверждало слова доктора, что это последние часы, или минуты когда-то яркой, красивой и богатой женщины. Что она пережила, страшно представить и не пожелать никому, даже в свете того, что она сделала. Хотелось бы надеяться, что мучилась она недолго, хотя весь её вид кричал: Долго! Очень долго! Мучительно долго! Мучительно больно!

Пока мы с отцом находились в палате, ребята службы безопасности опросили весь персонал, просмотрели уличные камеры и ни с чем вернулись к нам.

— Джип чёрного цвета, без номеров. Выбрасывающий был в маске. Лену выбросили без одежды. Ничего при ней не было, — сухой отчёт, оставляющий больше вопросов чем ответов.

Это было как будто подстроено, чтобы мы знали, что копать больше некуда. Последний гвоздь, парализующий, приносящий неуверенность и безысходность. Что это было? Жирная точка в конфликте, говорящая живите спокойно, я отступил? Или наглая насмешка в лицо, заставляющая зарыться в раковину сильнее, глубже?

Уезжая, отец оставил телефон секретаря с указанием позвонить для последующей организации похорон. Больше в больнице нам делать было нечего. Домой возвращались в давящем молчании, осушив пару бутылок коньяка и не глядя в глаза друг другу.

Дарья плакала, когда отец рассказывал ей о случившимся.

— Бедная! Господи! Бедная! За что с ней так! Чтож за сука родила такое зверьё?! — рыдала она, вытирая слёзы и сопли об рубашку мужа.

Рина сидела бледная, смотря стеклянным взглядом в одну точку, и нехотя реагировала на мои поглаживания. Дашу пришлось накачивать успокоительными, а Рине вливать коньяк и делать расслабляющую ванну с массажем.

Этот чёрный день, оставивший ещё один скол на счастье, мы пережили. Несколько дней плачущую Дарью и Марину, ушедшую в себя тоже. Нужно было приводить девчонок в чувства, и мы решили всей семьёй посетить воды Доминиканы. Альку по заявлению забрали раньше времени из школы, проплатив директору за левые годовые оценки, Вадька взял очередной, неоплачиваемый отпуск, чмокнул девушку недоделанный ловелас, и с плавками приехал к нам. Уже в четверг наши ноги тонули в белом, горячем песке, а снятый коттедж махал белыми, воздушными занавесками из больших, панорамных окон.

Марина

Желала-ли я такого своему врагу? Нет! Обрадовалась-ли, что эта женщина больше никогда к нам не приблизиться? Да! Но только не так! Не с такими последствиями! В меня как будто бросили сгусток боли, распространяющийся по всему кровотоку. Заболели даже ногти, чувствуя, как их выдирают. Никогда не ныли так зубы, заставляя стискивать покрепче челюсть. Мне трудно осмыслить, сколько боли она перенесла! Она не натворила столько! Она заслужила в сотню раз меньше, чем получила! Несколько дней, возможно недель переносить насилие, боль, и выживать! Цепляться за эту гнилую жизнь, выворачивающую нутро, чтобы добраться до больницы и умереть по-человечески в кровати, получив прощение человека, которого пыталась уничтожить! Уничтожить за что?! За то, что не полюбил?! За то, что полюбил другую?! Бред! Закончить жизнь так, за то, что мужик ушёл к другой?! Возможно я что-то не понимаю в этой сложной жизни? Возможно.

В состоянии «внутри себя», провела несколько дней. Всё как во сне. Просыпалась, одевалась, ела, кормила сына, готовила есть, убиралась, кормила сына, укладывала его спать, ела или нет. И всё это как-то мимо меня. Так в скользь, чисто механически, тело привыкло — тело делает. Не видела обеспокоенных взглядов близких, не слышала их вопросов, просто качала головой или односложно отвечала да или нет, не задумываясь, попала-ли я в рифму.