Я вжалась в стену и, глубоко вздохнув, спокойно ответила:

— Не тебя, а нашу ситуацию: твою жену, нашу тайну, наши редкие встречи, невозможность делиться своим счастьем с окружающими… Но это все не самое страшное — я понимала, что наши отношения возможны только так и никак иначе, но… Меня удерживало рядом с тобой странное и такое же ненормальное желание — урвать этот запретный плод… Вкусить, хоть немножко… Но он все таки горький, Вовочка… — я покачала головой и уставилась Вова в глаза. — И ты, своим маниакальным поведением, даже это желание убиваешь… Убил, — поправила я. — Я не смогу тебе простить твое поведение по отношению ко мне и… к моим знакомым. И я точно никогда не забуду, что произошло между нами, когда ты явился ко мне пьяным… и я не хочу, чтобы это повторилось.

— Не повториться, — сказал он тихо.

— Не повториться, — согласилась я. — Все, что было между нами… больше не повториться… Прости, если есть за что и…

Он не дал мне договорить:

— Хватит меня этим пугать.

— Я никогда тебя этим не пугала, вспомни, я смиренно ждала тебя, ничего не просила и не требовала. Не требую и не пугаю и сейчас. Я серьезно. Хватит.

Мой спокойный тон и невозмутимый вид, вызвали в Вове очередной приступ ярости — он опять схватил меня за шею:

— Не смей, слышишь, не смей! Ты… ты моя, моя…

— Твоя кто? — спросила я. Вова нахмурился и задумался. Думал он долго и долго ничего не отвечал. — Вот видишь, ты даже не можешь ответить на этот простой вопрос… Я подскажу — я племянница твоей жены, та самая девчонка с косичками, которую ты научил играть в шашки и карты. Пусть ей я и останусь. А все прочее — отпусти. Отпусти меня сейчас и навсегда. А я постараюсь впредь не попадаться тебе на глаза.

Он наконец-то понял что я говорю серьезно, отпустил мою шею. Я облегченно выдохнула и посмотрела в лицо дядюшки: его глаза были полны гнева, страшное и опасное зрелище. Вова вдруг резко поднял руку, а я вжала голову в плечи, как в ожидании удара. Но удара не последовало. Вова просто провел рукой по голове, зачесывая волосы назад.

— Ты пожалеешь, — тихо сказал он, отступая от меня на шаг. — Пожалеешь. Очень скоро. Я тебе обещаю…

— А что это вы тут делаете? — услышали мы голос Вадима и одновременно обернулись. Вадик стоял в двух метрах от нас и, сложив руки на груди, хмурился.

— Разговариваем, — ответил Вова и отступил от меня на еще один шаг. Вадим внимательно оглядел Вову с ног до головы, а потом посмотрев на меня, с улыбкой сказал:

— Кирюх, мы за стол уже рассчитались, ждем тебя… — перевел взгляд на брата, убрал улыбку и произнес: — Да и тебя, Володь, там уже потеряли.

— Пойду, найдусь, — кивнул Вова и равнодушно сказав:

— Пока, — поспешно удалился.

Едва сдерживая слезы, я сползла по стене и села на корточки, прижимаясь спиной к холодной поверхности. Не плакать. Главное не плакать. Чтобы никто не видел.

— Что вы тут делали? — подойдя поближе, поинтересовался Вадим.

— Разговаривали, — повторила я Вовкины слова и провела ладонью по пылающему лицу. — Он наконец-то понял, что мы все таки расстались.

— А до этого не понимал?

— Видимо, нет…

Вадик неожиданно фыркнул:

— И ты, как я понимаю, вашему расставанию сама не очень-то и рада.

— Я не рада, — кивнула я. — Но совсем не этому.

— А чему? — нахмурился он.

— Я не хочу об этом разговаривать.

— Да почему? — возмутился наглый родственник. — Может я могу чем помочь?

— Зачем? Что ты вечно лезешь, куда не просят? — произнесла я, и, не дожидаясь ответа, резко поднялась. Толкнув Вадима плечом, я спешно направилась к выходу, где, забавно пританцовывая, нас ждала Ксения Сергеевна.

— Все в порядке? — спросила она.

— В хаотичном, Ксю, — нахмурилась я. Подружка тоже наэмурилась и сказала:

— Я только что видела твоего дядюшку… Пролетел как фурия.