– Правда расскажете?! – обрадовалась Али. – О, спасибо, Хандрей. Я люблю разные истории обо всем. И мне нравится учиться, – помолчав, добавила она. – О, только подумать! Вы можете многому меня научить!.. – Али радостно улыбнулась, потом вдруг спросила: – Вам ведь тоже нравится учить, да?

– Ты просто невозможен, Али. – Андре сунул ей в руки листок бумаги. – Вот, сохрани его. И изучай.

– Это мне? Сохранить его? О, Хандрей, спасибо! – Али прижала листок к груди.

Андре засмеялся.

– Пожалуйста-пожалуйста. А теперь иди отсюда и не мешай мне работать. – Он посмотрел на Али, помчавшегося прочь. При этом мальчишка держал перед собой нарисованную от руки «карту» как самую свою большую ценность.

Андре криво усмехнулся. Он всегда старался держаться подальше от детей, потому что те быстро надоедали ему. Но, наверное, какое-то время следовало потратить на Али, чтобы научить его читать и писать. Может, тогда он перестанет докучать ему.

Али лежала на спине, разглядывая звездное небо. Аккуратно сложенную карту она засунула в самую середину своего узелка, ближе к книге с незнакомыми странными письменами – книга когда-то принадлежала ее отцу. Али тяжело вздохнула. На свете существовало так много всего, чему она хотела научиться, а она ведь совершенно ничего не знала даже о том, что находилось за этими горами…

Она шепотом произнесла несколько турецких слов – произнесла так, как их произносил Хандрей своим красивым голосом. Однажды у нее так тоже получится, если она будет упорно практиковаться.

Может, у нее даже получится заговорить по-французски, если она будет хорошенько прислушиваться к нему. Просто надо заставлять Хандрея говорить побольше. А говорил он очень редко – таких немногословных людей Али еще не встречала. Хотя этим вечером ей удалось кое-чего добиться… Более того, прошла уже целая неделя, а она ни разу не вызвала у него раздражения. Даже не получила ни одного подзатыльника. Но она не сомневалась: так, конечно же, долго не продлится.

«И все равно это добрый знак», – подумала Али, повернувшись на бок и подложив под щеку кулак. Хм… интересно, а может, Хандрей любит ее? Ну, хоть совсем немного… Так, как любят собачонку, которую не пинают… Он ведь нарисовал ей карту, которую затем подарил!

Кроме того, он сегодня даже улыбнулся ей. А такого с ним еще ни разу не бывало… У него чудесная улыбка. И очень красивые зубы – ослепительно-белые. Было бы еще прекраснее, если бы улыбка добралась до его глаз…

Али снова перекатилась на спину и взглянула на луну – та только что взошла над вершиной горы, покрытой снегом. Прекрасная, ярко-желтая луна! Али очень любила луну – она то уменьшалась, то увеличивалась, то всходила, то опускалась в зависимости… Наверное, это ни от чего не зависело. Надо бы спросить у Хандрея, повсюду ли луна такая или только в Турции.

Он знал все и обо всем. Хотя… кое-чего Хандрей все-таки не знал. Не знал о том, – а это было совершенно очевидно, – что Аллах прислал ее к нему, чтобы сделать счастливым.

Глава 3

После тяжелого восхождения на южную сторону почти отвесного утеса Андре вернулся усталый и грязный, но довольный. Пещерные захоронения, которые он обследовал вчера, оказались в очень хорошем состоянии, а сегодня ему там попались на глаза несколько исключительно необычных барельефов.