Нелюбимый - Маша Драч

— Ты была с сестрой и матерью, — Герман смотрел на меня с высоты своего роста, практически не моргая. Он злился, я ощущала эту злость почти физически.

— Они тоже ушли. Я всего лишь хотела подышать воздухом, разве это преступление? — Герман явно перегибал палку со своими претензиями.

— Нет, но ты должна учесть один маленький нюанс — я твой муж. Я несу за тебя полную ответственность и не хочу, чтобы тебе навредили и еще больше не хочу, чтобы ты навредила себе сама.

— О чем это ты? — я нахмурилась. — Кто мне может навредить? И тем более, как я могу навредить сама себе?

— У юных девушек есть особая тяга к неприятным приключениям, — неоднозначно ответил Герман и повел меня за наш столик.

Вечер в целом прошел хорошо и спокойно. Несколько раз я пересеклась взглядом с Сашей, но была вынуждена тут же отвернуться, чтобы Герман ничего не заподозрил. Но временами мне казалось, что он всё знает, ощущает на уровне инстинктов, поэтому и злиться.

Когда уже время преодолело отметку полночи, все гости наконец-то разъехались по домам. Я уснула прямо в машине, а проснулась уже в постели, бережно укрытая одеялом. Герман лежал рядом всё еще одетый в рубашку и брюки. Подложив руки под голову, он задумчивым взглядом смотрел в потолок. Бледный свет луны освещал одну сторону лица мужа, а другая утопала в полумраке спальни.

— Ты почему еще не спишь? — тихо спросила я, привстав, чтобы снять платье.

— Думаю.

— О чем?

— Не важно. Отдыхай, завтра поедем, разберемся с твоим поступлением, если ты еще, конечно, не передумала.

— Нет, конечно, не передумала, — я заулыбалась.

— Вот и хорошо, — Герман продолжал смотреть в потолок.

— С тобой точно всё в порядке? — я сняла платье, положила его на пуфик, стоящий у туалетного столика и вернулась в кровать.

— Не претворяйся, будто тебя это заботит, — резко ответил Герман и сел. — И идиота из меня не делай.

— Ты о чем это?

— Я знаю, что ты болтала на балконе с Ломовым. Думал, что признаешься, а ты нагло врешь мне. Я ненавижу ложь, возьми себе это на заметку, — Герман поднялся с кровати и вышел из спальни до утра он так и не вернулся.

Его претензия была такой же абсурдной, как и большинство предыдущих. Я совершенно не понимала, почему он на меня злится. Всё ведь прошло замечательно: встреча с родственниками стала для меня глотком свежего воздуха, Герман внес крупное пожертвование для детей, разве этому нельзя порадоваться? Я чувствовала себя какой-то грязной шлюхой, которая перед носом у собственного мужа совокупляется с другим мужчиной. Но ведь это не так. И всё же Зацепин слишком трудный человек, к которому я вряд ли привыкну.

На следующий день я проснулась как никогда воодушевлённой. Сегодня всё должно решиться и я надеялась, что удача мне будет сопутствовать. Для себя я определила два абсолютно не связанных между собой направления, попасть на одно из которых очень бы хотела. Либо английская филология, либо изобразительное искусство. С языками у меня никогда не было серьезных проблем, я даже в нескольких олимпиадах участвовала и привозила призовые места. Отличная память мне явно досталась от отца. А художественное искусство мне нравилось вне учебного времени. Я неплохо разбираюсь в математике и поэтому с пропорциями не ошибаюсь. Любовь к этому делу мне привила мать, она неплохо рисует, и могла бы давно открыть свою выставку, но всё как-то не решается, стесняется. Вот я и решила либо пойду по пути отца, либо по пути матери.

Сидя в столовой и с аппетитом поглощая овощной суп, приготовленной Евгенией.

— А куда всё-таки хотите поступить больше? — спросила она, помешивая что-то очень ароматное в сковороде, вероятно, это какое-то мясо.

— Художественные искусства, — не раздумывая ответила я. — Но папа это всегда называл баловством, да я и сама понимаю, что быть переводчиком гораздо перспективней.