Принц Теней - Рэйчел Кейн (2016)

Наверно, мне стоило пойти за ним, но страх за Ромео и мой долг перед семьей заставили меня остаться на месте и смотреть, как он сворачивает за угол, направляясь в сторону дворца Орделаффи.

Затем я огляделся по сторонам, нашел подходящую опору и вскарабкался на крышу двухэтажной лавки, стоящей неподалеку. Из окна с открытыми ставнями доносился дружный храп на два голоса – храпели лавочник и его жена: он – низко и раскатисто, а она – тоненько и визгливо, хотя, судя по очертаниям их тел под простыней, она была раза в два больше и толще его. Балансируя на карнизе крыши, я пробежал до самого ее противоположного конца, откуда хорошо был виден весь сад Капулетти за стеной. И моему взору открылась картина: влюбленный Ромео стоит среди цветов на коленях, а юная Джульетта перегнулась к нему через перила балкона. «Что ж, – мелькнула у меня мысль, – по крайней мере, это хотя бы не Розалина». Хотя в глубине души я не был уверен, что для Монтекки это хоть немного лучше, – на самом деле это могло обернуться еще более серьезными неприятностями.

Притяжение между этим двумя было почти видимым – воздух дрожал, как бывает, когда водой плеснешь на раскаленные камни, она то уходила с балкона, то возвращалась, то снова уходила и снова возвращалась, как будто не могла оторваться от него, словно ее держало что-то. Наконец она все-таки ушла и дверь за ней захлопнулась, и Ромео, удрученный и печальный, полез по стене обратно.

Он огляделся и, увидев, что я наблюдаю за ним, вспыхнул, на лице его отразились чувство вины и стыд, и это было для меня пусть и маленьким, но утешением.

Но я тут же забыл об этом, я почти забыл даже о нем самом – потому что открылась другая балконная дверь, раздвинулись другие занавески и другая девушка вышла на свой балкон. Выше, сильнее, старше и гораздо красивее, на мой взгляд. Она смотрела не на нас – она смотрела вдаль, в ту сторону, где встает солнце.

Розалина выглядела печальной. Невероятно печальной и невероятно одинокой.

Ромео спрыгнул на мостовую и, уставив руки в боки, задрал голову вверх, глядя на меня:

– Ты что, следишь за мной, братец? Ты посмел…

Я дал ему знак замолчать, продолжая смотреть на Розалину, чей взгляд стал сразу внимательным и обратился в мою сторону. Она узнала меня – я понял, что узнала, потому что глаза ее расширились, а руки вцепились в перила балкона. Но она не произнесла ни слова и не подняла тревогу.

Я кивнул ей. Она ответила мне медленным кивком. Внутри меня вспыхнул огонь, который сразу прогнал ночную прохладу. Одним этим жестом она сказала мне больше, чем все те цветистые и многословные речи, которые, должно быть, звучали между моим кузеном и его новой возлюбленной.

«Она скоро, очень скоро уедет, отправится в свою келью в монастыре. Ты никогда больше не увидишь ее», – взывала ко мне разумная, рассудительная часть меня. А я смотрел на нее не отрываясь, жадно, словно стараясь насмотреться на всю жизнь. Она была так прекрасна в мягком лунном свете, локоны ее распустились и разметались по плечам, волосы у нее были густые, блестящие, цвета воронова крыла. Ветер играл ими, и я почти чувствовал их тяжесть у себя в руках, чувствовал их тепло и мягкость и идущий от них цветочный аромат.

Губы ее раскрылись, словно она хотела что-то сказать, но я не дал ей такой возможности – потому что не смог бы этого вынести.

Я соскользнул с крыши, повис на карнизе и мягко спрыгнул на мостовую прямо перед своим незадачливым кузеном.

– Идем, – скомандовал я и потянул его в сторону дома.

Ромео был сам не свой – и я не мог ни понять, ни объяснить его состояние.

Он всегда был легкомысленным и неосмотрительным в своих действиях, но он никогда не был безумцем… любовные письма девушке Капулетти были, конечно, глупостью, неосторожностью – но даже в самом пылу любовной горячки он все-таки соблюдал некие границы.