Принц Теней - Рэйчел Кейн (2016)

– Потому что он был таким, каким создал его Господь, – ответил я. – Все ваши побои и наказания не могли переделать его и заставить его перестать быть самим собой. Он любил вас, синьор, но вы разбили ему сердце. То, чем он стал после… он не был таким, каким бы вы хотели его видеть, но он уже не был и самим собой. И это его превращение принесло много горя. – Я был зол, но спокоен и рассудителен: Орделаффи сейчас не был похож на того ревущего гиганта, которого я видел во время казни. – Добавлю только одно, о чем не могу умолчать: ваш сын не был вором.

– Он был другом и сообщником вора – трусливого негодяя, который сбил моего сына с правильного пути!

Я сделал шаг ему навстречу, не сводя с него взгляда, и несмотря на всю свою жестокость, вспыльчивость и решимость, на этот раз он все же отступил.

– Осторожнее, – предупредил я его очень тихо. – Вы говорите плохо о своем сыне – и это может плохо кончиться для вас.

Орделаффи-старший сглотнул, оглянулся и распахнул дверь у себя за спиной.

– Возьмите себе все, что понравится, – сказал он. – Мне все равно. Что раз попало в навозную кучу, провоняет дерьмом навсегда.

Грохот хлопнувшей двери разнесся по пустой комнате эхом. Я глубоко вздохнул – и почувствовал запах страха: это был его страх, не мой. Я вдруг подумал, что он выглядит загнанным – все эти дни его преследовал призрак сына, которого он так и не смог полюбить.

Вещи на полу были разбросаны в беспорядке. Там были сломанные деревянные игрушки, которые остались у Меркуцио еще с детства, – их я отложил в отдельную кучку, чтобы починить и раздать детям. Лютня с тремя порванными струнами и гнутой декой. Погнутый кубок, который я очень хорошо помнил в его руке. Я сложил все это и другие вещи, которые не имели ровным счетом никакой материальной ценности, в старый ковер и завязал его в узел – я не хотел оставлять ничего его разъяренному отцу.

Тайная ниша была заперта, но я был экспертом в таких делах, и мне не понадобилось много времени, чтобы открыть ее. Поначалу мне показалось, что там пусто, но потом, пошарив рукой в темной пустоте, я нащупал книгу – вернее, тонкую тетрадь, исписанную почерком Меркуцио.

Я присел на подоконник окна, через которое столько раз забирался к нему в комнату, придвинул свечу и стал читать.

Он писал обо мне и Ромео, описывал наши приключения, когда мы были еще мальчишками. И о Принце Теней он тоже писал, но даже здесь, в дневнике, не предназначенном для чужих глаз, он ни разу не назвал меня по имени и никоим образом не поставил меня под угрозу, только признавался, что прячет и продает то, что украл я. Я подумал, читал ли это его отец, но я сильно сомневался в этом: у него кишка была тонка для таких откровений. Одно дело предполагать – а другое знать.

Еще Меркуцио писал о своем друге. Эти записи были пронизаны нежностью и страстью, и в то же время они были полны печали, потому что мой друг всегда знал, что им не найти счастья в любви, что их ждут только разочарование и страдания. И все же он жертвовал всем ради этой горькой любви, до самого конца.

В день смерти Томассо он сделал только одну запись твердым и резким почерком:

«Сегодня он умер. С ним умерло все хорошее, что было во мне».

С этого дня записи в дневнике становились лаконичнее и больше в них не было заметно счастья или радости: наоборот, к тому времени, как свеча догорела, а мои глаза заслезились от напряжения, я узнал совсем другого, неизвестного мне Меркуцио… он больше не был мальчиком, нет, это был мужчина, готовый на все и щетинившийся, словно еж, у которого вместо иголок стальные кинжалы. Любовь уступила место черной и яростной ненависти, и его не волновало, насколько она разрушительна.