Принц Теней - Рэйчел Кейн (2016)

Отец избивал Меркуцио с ужасающей жестокостью, и продолжалось это довольно долго. Но все же он не убил его. Меркуцио еще дышал и даже мог поднять голову от земли, хотя я сильно сомневался, что он видит что-нибудь сквозь потоки крови, которые заливали ему лицо. Отец же удостоверился, что Меркуцио в сознании, и приказал слугам вытереть кровь с его глаз, а потом поставить его на колени, чтобы он видел, что будет дальше.

Затем синьор Орделаффи отвернулся и сказал грубым, полным отвращения голосом:

– Заканчивайте. Быстрее. Давайте уже покончим с этим неприятным делом.

Я никогда не видел этого юношу. Все, что я знал о нем, я знал от Меркуцио, который рассказывал о его доброте, уме и любви к Богу и к науке… Он не сопротивлялся – ни когда ему связывали ноги, ни когда ему накидывали петлю на шею.

Меркуцио пытался его спасти. Я не слышал слов, но я понимал, что он говорит отцу что-то, умоляет сохранить жизнь своему другу, пытаясь вложить в свои слова все красноречие, и дар убеждения, и обаяние… когда голос его зазвучал слишком громко, а мольбы стали достигать ушей посторонних, отец приказал слегка придушить его, чтобы заставить замолчать. Ромео рыдал, глядя на это, а я мог только молиться, чтобы Меркуцио выдержал это. И чтобы я тоже это выдержал, о господи.

Меркуцио не издал ни звука, когда они поволокли юношу к петле.

Его повесили на невысоком дереве. Не знаю, почему меня это вообще задело – что оно такое маленькое, но почему-то именно от этого у меня особенно больно сжалось сердце. Хотя ветка была довольно крепкая, чтобы выдержать его вес, и когда они вздернули веревку, ноги юноши оторвались от земли всего на несколько дюймов, но этого оказалось достаточно: все было бы точно так же, выбери они для казни высокое дерево.

Он очень долго умирал. Чудовищно долго. И Ромео дрожал, словно в лихорадке, и я прошипел ему на ухо: «Если они увидят тебя в таком состоянии – они вздернут и нас с тобой!» Зеваки не испытывали никакого благоговения перед смертью, никакой жалости: они восторженно вопили, когда юношу вешали, и кидали в него камни, пока он дергался и хрипел. Мне отчаянно хотелось убить их, убить их ВСЕХ, но я вцепился в плечо своего кузена с холодной яростью и изо всех сил старался не выдать своих истинных чувств. «У тебя холодное молоко вместо крови в жилах» – так, кажется, выразился Меркуцио, но сейчас у меня в жилах действительно текла не кровь – огонь и пламя, этот огонь сжигал меня изнутри и рвался наружу. Никто из присутствующих не узнал ни меня, ни Ромео, а если бы узнали, то нас не спасло бы даже наше положение: мы были ближайшими друзьями Меркуцио, и в пылу праведного гнева и жажды мести нас точно избили бы до полусмерти или убили бы. Это, конечно, погубило бы семью Орделаффи, но в такие моменты мало кто в состоянии думать о последствиях.

Я боялся, что они повесят и Меркуцио, но его оставили, рыдающего и истекающего кровью, в грязи, царапающего ногтями землю в бессильной тоске, как будто он хотел заживо похоронить себя в этой земле.

Синьор Орделаффи бросил несколько слов своему приближенному слуге, а потом зашагал прочь, в направлении городской стены. Он отер кровь своего сына с рук шелковым платком и швырнул платок в канаву около дороги – один из крестьян бросился поднимать платок: кровь можно отстирать, а шелк стоит дорого.

У слуги был подходящий голос для того, чтобы командовать, – глубокий и уверенный: он громко объявил собравшейся толпе, что преступный грешник, которого только что повесили, подстерег наследника Орделаффи и напал на него, что Меркуцио яростно сопротивлялся, что это преступление должно было быть наказано и теперь каждый из присутствующих может засвидетельствовать, что справедливость восторжествовала.