Принц Теней - Рэйчел Кейн (2016)

Найдя на подоконнике огарок свечи, я зажег его – свет был тусклый и неверный, но его было достаточно… и нашел груду окровавленной одежды Меркуцио на полу, она была брошена бесформенной кучей – значит, слуге даже не дали возможности побыть с ним. Дорожка из капель крови начиналась от этой кучи. Ромео взял свечу и пошел за мной следом, держа ее повыше, чтобы я не сбился с этого слабого следа, который привел нас сначала к пустующей постели, а потом – к лежанке, где обычно, в лучшие времена, приклонял голову слуга Меркуцио.

Сегодня же на ней скорчился наш друг.

О нем никто не позаботился – ему даже первой помощи не оказали. Он лежал в пропитанном кровью нижнем белье, лицо его распухло до неузнаваемости. Мы с Ромео не могли поначалу вымолвить ни слова при виде этого зрелища, а потом я взглянул на своего кузена – он кивнул, зажег еще одну свечу от первой и, оставив мне ее, отошел. А когда вернулся, в руках у него был таз с водой и полотенце. Вода была ледяная, но хотя бы чистая, и полотенце тоже. Меркуцио застонал, когда мы помогли ему сесть и прислониться к стене, но не сопротивлялся, пока я промокал мокрым полотенцем засохшую кровавую корку у него на лице – у глаз, носа, рта.

Умытый, он не стал выглядеть лучше. Глаза у него настолько заплыли, что он едва мог открыть их, нос, судя по всему, был перебит, и хотя ему каким-то чудом удалось сохранить зубы – один все-таки был выбит. Два пальца на руке были сломаны, и Ромео поддерживал их, пока я накладывал повязку.

Когда Меркуцио наконец заговорил, речь его была медленной и невнятной, а голос звучал хрипло и глухо:

– Вы оставили его там? На дереве?

– Не беспокойся, – ответил я. – Брат Лоренцо сделал все, что полагается в таких случаях, чтобы он упокоился с миром.

– Он был очень храбрый, – проговорил мой друг, который словно находился далеко отсюда, очень далеко, и слова его как будто долетали сюда, но еле слышно. – Ты видел, Бенволио. Он так мужественно держался, когда они его схватили.

– Да, он был очень храбрый, – согласился я. Мне внезапно стало трудно говорить, и я почему-то стал смотреть по сторонам, отводя взгляд от его разбитого лица. И в то же время понимал, что оно, это лицо, только слабое отражение той боли, которая сжигала моего друга изнутри. – Самый храбрый.

– Я хотел умереть вместе с ним, ты же знаешь.

– Знаю, – сказал Ромео, когда я промолчал. – Ты сражался за него, Меркуцио.

– И я никогда не перестану сражаться за него, – произнес Меркуцио все тем же глухим, бесчувственным, мрачным голосом. В его голосе не было слышно смирения и признания своего поражения – напротив: это была констатация факта, настолько убедительная сама по себе, что она не требовала уже никаких дополнительных интонаций. – Я найду того, кто выдал его. И я отомщу. Я отомщу, даже если сам дьявол встанет между нами и попытается мне помешать.

Я почувствовал, как по спине у меня побежали мурашки: я понимал, что он говорит серьезно. Он будет, словно терьер, рыть землю носом, пока не выгонит из норы крысу и не уничтожит ее.

Но этой крысой была моя сестра. А за ней стояла моя бабушка.

Его врагом были Монтекки.

Над нами нависла огромная беда, и я чувствовал ее неотвратимость, как чувствуешь дыхание надвигающейся бури. «Лучше бы отец отослал его из города», – подумал я. Это была ужасная, предательская мысль, но это было правдой.

– Давай-ка. – Ромео подставил Меркуцио свое плечо, чтобы помочь ему встать. – Хороший кубок вина, постель и холодные компрессы для твоих ран ждут тебя.

– Из тебя получилась чудесная мамочка, Ромео, – проговорил Меркуцио и засмеялся.

Его смех был ужасен – как будто камни гремели в пустом кубке, но он смолк, как только Меркуцио устало опустился на постель. Я принес вина, а Ромео – компрессы. Когда я вливал вино в разбитые губы моего друга, он схватил меня за запястье и крепко сжал.

При этом он даже не заметил, что причиняет боль себе и мне: