Принц Теней - Рэйчел Кейн (2016)

– Да, молодой человек, и она сильно рисковала, чтобы воспользоваться этим шансом, а вы со своими семейными распрями чуть было все не испортили! – брат Лоренцо снова стал теснить меня внутрь исповедальни, но я уперся и не дал себя сдвинуть с места. Розалина тоже не двигалась.

– Он вас не простил, не так ли? – спросил я. – За то, что вы дали мне уйти?

Она не ответила, но ей и не надо было отвечать – я и так знал правду. Я, только я был причиной того, что брат решил заточить ее в самом строгом монастыре и лишить единственного, чем она дорожила, – ее книг. Он собирался отправить такое место, где женщина считается неразумным животным, созданным для бесконечного повторения ответов, данных задолго до нее, и умерщвления грешной плоти… Это убило бы Розалину – вот что я прочел в ее глазах. Все лучшее в ней должно было погибнуть.

И виной этому был я.

Опять.

– Ходят слухи, будто это вы донесли на Меркуцио и его друга, – сказал я и увидел, как она вздрогнула, как от боли. – Я знаю, что вы этого не делали. Это сделал кто-то, кто хотел подставить вашу семью, и совсем не ради истины.

Она едва слышно вздохнула и кивнула.

– Я слышала об убийстве этого мальчика, – сказала девушка. – Я бы никогда не стала доносить на них – даже если бы случайно узнала правду. Я верю, что Господь любит всех, и грешников и праведников, и что наказание – это только Его дело, отнюдь не мое. И мне очень неприятно, что я стала еще одной, невольной причиной глупой войны между нашими семьями.

Я не знал, что еще сказать ей. «Я думал о вас» – это правда, но сказать такое было бы недопустимо… Я был Монтекки и, в отличие от Ромео, знал, где проходит граница дозволенного. Поэтому я только произнес:

– Я рад, что с вами все хорошо, синьорина.

Она скользнула внимательным взглядом по моей окровавленной одежде и перевязанной ноге.

– А я рада, что собака вас не догнала, – она слегка улыбнулась. – Хотя этот укус может вас выдать завтра.

– Знаю.

– А может, вам завтра поскользнуться на ступеньках собственного дома? – вдруг сказала Розалина. – Ранним утром, когда будет побольше свидетелей. Только сначала перевяжите рану как следует, иначе кровотечение вас выдаст, а так вы можете легко притвориться, что вывихнули лодыжку, и никто не заподозрит вас.

Это был отличный, очень полезный совет, и я кивнул ей. Голосу я больше не доверял: он так и норовил сорваться, а у меня могли вырваться слова, которых я не мог себе позволить. Я вдруг с горечью осознал, что она, должно быть, дает этот совет, исходя из собственного опыта: ей не раз приходилось подобным образом объяснять синяки и ссадины, которыми награждал ее родной брат.

Я позволил монаху закрыть за мной дверь исповедальни и медленно опустился на скамью, чувствуя… что? Потерю? Мне не хотелось облекать в слова это чувство – оно было слишком велико, у меня внутри словно ураган бушевал. Она волновалась за меня. Тревожилась. Она дотронулась до меня так нежно, что я до сих пор чувствовал дрожь ее горячих пальцев на своей щеке…

Сегодня она уедет в монастырь, чтобы исчезнуть навсегда. У нее останутся ее книги, она сможет учиться. И я должен быть счастлив, что там она будет в безопасности, вдалеке от своей высокомерной семьи и бешеного брата.

Но я не был счастлив.