Сэр Троглодит - Виталий Башун

— Дит… прости, но если можно… — нерешительно начал он разговор, — ты только не обижайся, но… — Он немного помялся и, пока не передумал, выпалил: — Зачем ты взял деньги?! Это неблагородно! Мы же вместе сражались с разбойниками!..

Я не торопился с ответом. Внимательно посмотрел в глаза другу. Увидел, что он искренне не понимает ситуации и переживает за меня.

— Их надо было наказать. И я сделал это.

— Но разве извинений, которые они тебе принесли, оказалось недостаточно?

— Для Леокарта вполне.

— Тогда почему…

Я прервал его горячую речь:

— Потому что Леокарт — аристократ. Для него это унижение — достаточное наказание. А вот его наставник, во-первых, не дворянин, а во-вторых, воин. Для воина извиниться перед незнакомыми дворянчиками на глухой дороге — всего лишь обычный маневр вроде тактического отступления. Зато расставшись с месячным жалованьем, сорока пятью «ящерками», в следующий раз этот первый меч баронства сорок пять раз подумает, стоит ли пренебрежительно отзываться о людях, которых сам не видел.

— Но ведь платил Леокарт…

— Он не платил, а дал в долг. Для баронского сынка это, конечно, не слишком большие деньги, и он может не стребовать их со своего наставника, но, думаю, тот сам из гордости не унизится до принятия подачки, хотя прижимист и бережлив, по-моему, даже чрезмерно. Обратил внимание на его амуницию? Все добротное, но латаное-перелатаное. Жалованье почти вдвое больше, чем у рядового гвардейца, а одет хуже всех.

— Однако, — протянул Ромис. — Теперь я понял! Но как ты все рассчитал… — Он с большим удовольствием и облегчением расхохотался. — Надо же! Ты уколол этого старого гуся в самое больное место — в кошелек! Бедняга! — разыграл друг сочувствие. — Копил себе на старость. Уже вот-вот — и купил бы оружейную лавку или трактир да ушел на покой, а тут пришел голодный барс и — ам! Откусил знатный кусок.

Мы вместе посмеялись, потом я предложил разделить деньги в таком соотношении — каждому по пятнадцать золотых лично и пятнадцать в общий котел. Причем казначеем назначался Ромис. Мне понравилось, что он умеет тратить деньги максимально эффективно. Учитывая, что ему с детства приходилось экономить, лучшего кандидата на эту вакансию было трудно представить. После непродолжительных споров раздел добычи был успешно завершен, поздравления с высокой должностью были благосклонно приняты Ромисом, и мы отметили это событие добрым глотком вина.

До перекрестка добрались ближе к вечеру без происшествий. Торговцы честно расплатились, посокрушались насчет того, что наши планы не изменились, и отбыли. На полянке близ перекрестка, постоянном месте стоянок караванов, в ожидании оказии остались мы с Ромисом и крестьяне, направлявшиеся на своих телегах по неведомой нам надобности в Лиманго.

Крестьяне ехали семьями: на одной телеге мужчина лет сорока, двое парней — старшему лет двадцать, младшему около четырнадцати, и женщина лет тридцати пяти; на другой — мужчина и женщина лет тридцати пяти и девушка не старше семнадцати, видимо, дочь. Скорее всего, они были добрыми соседями или даже родственниками, поскольку все дела делали совместно: парни, не разбирая свои-чужие, отогнали лошадей попастись; женщины занялись готовкой; мужчины — проверкой телег и груза. Своих лошадей мы отогнали в табунок крестьянских и, кинув мелкому пацану пару медных «косточек», попросили приглядеть. Он с восторгом согласился и тут же отнес весь заработок отцу.