Двойная ошибка - Аля Морейно

Ещё до того, как их главный обращается ко мне, в голову стреляет мысль, что это месть за Айлин. Её отец узнал о нас и решил от меня избавиться. Конечно, смерть – единственное, что может заставить меня отказаться от любимой. Такого варианта развития событий мы с Тагиром даже не рассматривали, уверенные в цивилизованности господина Эмина Кары.

Долго раздумывать об этом не получается.

– Как ты посмел прикоснуться своими грязными руками к чистой дочери уважаемого человека?

Главный с акцентом произносит мне вслух короткое обвинительное заключение, обильно приправленное нецензурной бранью, после чего все трое набрасываются на меня. Бьют сразу на поражение, будто намерены забить до смерти. Вот и всё. Как же не хочется умирать! Темнота накрывает очень быстро…

Глава 8

Прихожу в себя в больнице. Ничего не помню, даже маму узнаю не сразу. Почти ничего не вижу. Боль невыносимая. Мама сидит рядом и всё время плачет. Сломанная челюсть скреплена скобами, не могу ни говорить, ни есть нормальную пищу.

Что со мной случилось? Память возвращается медленно, обрывками. Мама нехотя рассказывает, что меня нашёл какой-то грибник. Думал, труп, позвонил полицию. А те уже вызвали медиков. Поначалу не верили, что оклемаюсь, но я оказался живучим. Из-за границы прилетел отец и настоял на переводе меня в столичную больницу под присмотр бабушки с дедом – его родителей.

Дед говорит много и очень громко. Каждое слово бьёт по барабанным перепонкам, детонирует в голову и болезненным эхом отбивается в позвоночник. Он ругает маму, она оправдывается. Может, всё обстоит как-то иначе, но сослепу не вижу выражений их лиц и судить могу только по тональности речи.

Как там моя Айлин? Тех пор, как пришёл в себя, думаю о ней постоянно. Страшно представить, что эти нелюди могли с ней сделать. Откуда мне знать, какие у них обычаи? Периодически наваливается такая паника, что её могли из-за меня наказать, что хоть на стену лезь. Телефона нет – то ли отобрали бандиты, то ли потерял, когда били, то ли родители спрятали. Никакой связи ни с любимой, ни с друзьями.

Спустя несколько дней мама уезжает, со мной остаётся бабуля. Её недавно отправили на пенсию, и она с радостью приняла на себя роль моей сиделки. Я, конечно, могу хорохориться и утверждать, что не нужно меня нянчить. Но на самом деле, я очень нуждаюсь в бабушке. Это так стыдно…

– Бабуля, почему мне не дают телефон? Я же не умалишённый! – мычу сквозь стиснутые челюсти.

– Зачем он тебе? Ты ни номер набрать не сможешь, ни написать сообщение. Да и говорить ты как будешь? Разве ж тебя поймут?

– Набери сама, я продиктую номер.

– Чей? Кому ты собрался звонить? Тебе мало того, что с тобой сделали? – ясно, мама подговорила её.

– Бабушка, мне нужно позвонить другу, он наверняка волнуется.

Вижу, что она не хочет соглашаться, но всё-таки сдаётся.

Тагир берёт трубку не сразу.

– Лёня? Это ты?

Да, знаю, говорю я так себе… Но кое-как он меня понимает.

– Привет, друг, как ты? – пытаюсь мычать и шипеть как можно более членораздельно.

– Да я нормально! А ты как? Где? Слышал, тебя избили.

– Поговорим при встрече, у меня челюсть сломана. Будешь в столице – заходи.

– Ты скоро вернёшься?

– Надеюсь, что да, обещали через неделю выписать. Тагир, скажи, что ты о Лине знаешь? Есть какие-то новости от Лейлы?

– Лёнь… А ты что о ней знаешь?

– Да ничего! Вот как мы с тобой тогда поговорили, так ничего нового не слышал. Телефон потерял…

– Лёнь, и мама тебе ничего не рассказывала? – голос какой-то виноватый. Что там случилось?

– Тагир, не тяни. Я готов к любым новостям.

Но нет, я безбожно вру. Потому что к тому, что он произносит, я не готов категорически!