Трубадура - Дарья Волкова (2020)

А когда ты говорил, что любишь меня, тоже не врал?

Больно было едва выносимо. И все - ситуация, разговор - вдруг стало предельно откровенно унизительным. Ужасно просто унизительным. Как в тот раз, когда вот на это самом столе… а Тура тогда стояла в дверях… Трясущиеся женские бедра. Сахарница на самом краю. И крышечка на ней – звяк-звяк. Звяк-звяк. Звяк-звяк.

Звяк.

Она подняла крышечку и выпустила из пальцев. Степан поморщился на звонкий резкий звук.

- Хорошо, - встала резко. Надо уходить. Надо немедленно. – Я тебя услышала. Буду выкручиваться сама.

- Тура, послушай, давай я поговорю с Павлом Корнеевичем, я все объясню…

- Вот это я тебя категорически прошу не делать! – голос уже срывался вверх, и в горле что-то мешало проходить воздуху, хотя она делала вдох за вдохом.

- Ту! – он тоже поднялся на ноги и протянул руку. – Не пори горячку. Мы что-нибудь придумаем, обязательно.

- Не надо, - из-за нехватки воздуха голос теперь вдруг перешел на сип. – Я сама со всем разберусь. Извини, мне надо идти. Я завтра с утра уезжаю в Москву.

За круглым столом остался один человек. Рыцарь Круглого стола прямо-таки. Артур Львиное Сердце. Или кто он там?!

Степан протянул руку и повторил жест Туры. Снова поморщился звякнувшей крышке. Ладно, Тучка, съезди в столицу, остынь там. Вернешься – поговорим нормально, спокойно. Как взрослые.

*

Она приехала на Московский вокзал заранее. Очень заранее. Чтобы не дай бог не встретиться ни с кем дома. Кашу деду приготовила, чай заварила. И ушла, аккуратно защелкнув за собой дверь.

Тура хвалила себя всю дорогу, пока ехала до площади Восстания. Какая она молодец: и разговор хорошо составила, и держалась достойно. И не ревела потом. Почти. В общем, ай да молодец Тура Дурова. Умница, Трубадура.

Которая оказалась не готова к злой магии вокзала. Мелькание табло, спешащие люди, звуки объявлений – все это вдруг содрало с нее напускное спокойствие. Оставило голой и беззащитной.

Предал. Как все другие – предал. Как только дошло дело до самого важного для каждого мужика – тут же показал свое истинное лицо. Даже в шутку, даже понарошку – но ни-ни покушаться на его драгоценную свободу. Все они такие. Всем им одно только нужно.

Тура не знала, что это у нее в голове. Чьи это мысли, и каким ветром их туда занесло. Теплым, пахнущим маслом и железом беспокойным ветром, срывающим людей с мест. И сейчас у Туры не было сил сопротивляться этим мыслям, этой жалости к себе и ненависти к нему.

Пропади ты пропадом. Провались. Исчезни к моему приезду. Видеть тебя не хочу. Счет на табло обнулился.

- Тура, вы уже на месте? Похвальная пунктуальность.

Она медленно обернулась. И ответила тоже медленно, глядя куда-то в середину челки цвета «холодный беж».

- Доброе утро. Мне не терпится скорее оказаться на конференции.

Кадр двенадцатый. Андрей Тарковский

Кадр двенадцатый. То, что происходит на экране, невозможно постичь разумом или логикой. Но оно проникает через, внутрь, насквозь. И вот вы уже в зоне, в зеркале, на Солярисе.

Степан смотрел на часы. Стрелки показывали, что профессору Дурову время пить ежевечерний чай. Кто же ему подаст чай, если внучка в отъезде? Степка потер лоб ладонью. Пальцы показались холодными, а лоб – горячим.

И чтобы согреть пальцы, он чиркнул спичкой. Десять минут – и будем чай пить, Павел Корнеевич.

На приглашение к столу Дуров ответил хмурым, из-под насупленных бровей взглядом. И лишь после паузы кивнул утвердительно. Степа обратил внимание, что авторучка в его руке мелко дрожит. Кивнул и прикрыл дверь. Там еще кое-что на стол поставить надо. Салфетки и сахарницу.