Боярин - Роман Галкин (2017)

— Хренасе, по неосторожности, — восклицаю возмущенно, приподнявшись на локте, — Это что ж получается — я нынче мог глупо сгинуть от шальной пули стрельца-недоучки вместо того, чтобы геройски погибнуть от выстрела предателя боярина?

— Дык, плетей всыпали ужу энтому шалопаю, да в поруб заперли до утра, — словно оправдываясь, пожимает плечами гвардеец. — Дите он еще совсем. Не убивать же его?

М-да. Получается, что никто на меня не покушался. Почему же я не чувствую облегчения от осознания сего факта?

9

Утром чуть свет проснулся от громких голосов за дверью. Показалось, будто бы Савелий препирается с кем-то. Но сон отпустил меня не окончательно, и, повернувшись на другой бок, снова засыпаю.

В следующий раз разбудил помощник лекаря, заявив, что требуется осмотреть и перевязать рану. Занимаясь моей головой, мужик то и дело горестно вздыхает и что-то плаксиво бормочет себе под нос. Я сперва отнес его стенания к серьезности раны и даже расстроился. Однако если рана столь серьезна, то почему ею занимается не сам лекарь? И где мой телохранитель? За последние дни как-то привык, что Савелий всегда находится рядом.

— Слышь, мужик, обращаюсь к бородатому медбрату после того, как тот наложил на мою голову свежую повязку, — А где мой тело… В смысле, где Савелий? Почему его нет на месте? И почему меня не навестил Илья?

Бородач как-то странно посмотрел на меня, и его телячьи глаза неожиданно наполнились влагой, готовой вот-вот прорваться через веки.

— Ох, сгубил лихоимец благодетеля Илью Абрамыча, — проговорил, словно провыл он и, быстро семеня, удалился из комнаты.

Ничего не понимая смотрю на закрывшеюся за мужиком дверь. Что случилось с лекарем? И куда запропастился Савелий? И где мой завтрак?

Обуваюсь и встаю, отыскивая взглядом кувшин с водой и деревянное корытце, над которым гвардеец сливал мне на руки во время умываний. Ополоснув лицо, выхожу из комнаты.

С первого этажа доносятся тревожные голоса, среди которых различаю бас воеводы. Спускаюсь по крутым ступенькам и первым замечаю худого боярина, чей голос похож на тот, что слышал в первую ночь пребывания в этом сумасшедшем мире. Завидев меня, он зло щурится и поджимает верхнюю губу так, что реденькая бороденка смешно выпячивается вперед.

— Ты уж извини, Дмитрий Станиславович, что оставили тебя, болезного, без присмотра, — обращается ко мне воевода. — Да вишь какая беда приключилась. И как только этот злыдень в княжеские гвардейцы затесался? Ну, уж у нас он за все ответит.

— Да что случилось-то, Афанасий Егорыч? — не выдерживаю я.

— Так ты не знаешь ничего! — доходит наконец до воеводы. — Гвардеец-то, что Петр Александрович подле тебя оставил, злыднем оказался. Лекаря Илюху нынче ночью зарезал.

— Как зарезал? — вопрошаю окончательно опешив.

— А это ты у Никиты Олеговича спроси, — кивает воевода на крючконосого. — Кабы не он, неизвестно что еще этот злыдень натворил бы.

Перевожу взгляд на боярина. Тот еще сильнее поджимает бороду и цедит сквозь зубы:

— Окружил себя Светлейший невесть кем. В энтой его гвардии почитай одни воры да проходимцы собрались.

Вот это наезд!

— Может ты, боярин, и меня за проходимца считаешь? — надменно задираю подбородок и пытаюсь выразить взглядом как можно больше негодования таким бесцеремонным наездом на Светлейшего Князя.

— А я и не знаю тебя вовсе, — ничуть не смутившись отвечает тот. — Появился невесть откуда. Может и проходимец.

— Слышь, чувак, ты за базаром-то следи! А то и ответить можно!

— А мне ответа бояться не пристало!

— Полно вам, бояре! — воевода с силой лупит кулаком по столу, отчего пустая деревянная миска, подпрыгнув, падает на пол и по дуге, будто бы обходя грозного хозяина, катится в угол. — Нешто мало забот, что вы еще меж собой свару учинить решили?