Открыто сердце - Ирина Фингерова

Во французской провинции Лангедок за один день было сожжено 600 человек, из которых половина были больны проказой. Остальные только подозревались в этой страшной болезни. В том числе Жозефин Лафар — его мать, Игрейн — прекрасная златокудрая младшая сестренка 10 лет отроду, Жак Лафар — его отец, и их маленькая собачонка Жужу — виновница торжества, цапнувшая за ногу по роковой случайности старого Чарлайна, обладателя «facies leonina» (морды льва), но вполне довольного своей жизнью до того дня, как был издан указ о борьбе с проказой, представляющий собой полное уничтожение зараженных и лиц, имеющих с ними прямой контакт. Презренный Луи, донесший на собачонку Жужу, получил несколько честно заслуженных монет и уснул в тот кровавый день с легким сердцем, радуясь, что спас людей от риска, который могло бы учинить семейство Лафар. Много позже, спустя десятки лет, он горел на медленном огне, и треск костра не мог приглушить его отчаянных воплей, но от этого никому не стало легче, и Морг Лафар не сумев найти в этом успокоения, ушел восвояси задолго до того, как вопли сменились тишиной.

Но вернемся к тому дню, 17 февраля 1321 года Морг не был сожжен по причине того, что был подмастерьем в мастерской оружейника на окраине городка.

Следующим утром, по обыкновению своему, он возвращался домой, с твердым намерением похвастать перед отцом тем, что мастер его похвалил, ведь ему так хотелось, чтоб отец им гордился, как увидел вместо дома пепелище, и, не получив не единого шанса на то, чтоб осознать происходящее, был схвачен. Морг получил три удара тупым предметом по голове и один — ногой в живот, затем его уложили на погребальные носилки и, накрыв черным покрывалом, под пение погребального псалма, направились в церковь, где служилась месса за упокой. Морг был парализован своим отчаянием, страхом от происходящего, смутной виной перед всеми этими людьми — ведь не могло быть такого, что он не заслужил этого, раз все происходит именно так. И потому он не стал сопротивляться, щуплый болезненный 14-летний паренек, он не мог вымолвить ни слова, даже чтобы сказать «Аминь». Он молчал, и слезы беззвучно текли по его щекам, оставляя грязные разводы, когда его клали в гроб, относили на кладбище, опускали в могилу и сбрасывали на него несколько лопат земли со словами: «Ты не живой, ты — мертвый для всех нас». После этого его вытащили из могилы и куда-то отвезли. Вот так — раз и навсегда — изменилась его жизнь. Теперь он был совсем одинок. Теперь он даже не считался живым.

Воспоминания сохранились обрывками.

Он помнил скрипящую огромную железную дверь. Помнил изуродованные лица людей, лежащих прямо на земле.

Тогда монастырь Сен-Круот стал его домом на ближайшие несколько лет.

А семьей его стала вереница этих обездоленных, облаченных в балахоны с прорезями для глаз, держащих в руках колокольчики, чтобы предупреждать о своем появлении. Милостивое государство указало строить лепрозории у дорог, чтоб не имеющие права заниматься ничем другим изгои могли собирать милостыню, но предвещая о своем появлении с помощью колокольчиков. Живые мертвецы, забывшие свои имена, они знали лишь одно — cito, longe, targe — вот единственные слова, имеющие смысл. Страдающие от болезни, лишенные всякого человеческого участия, они ждали смерти как избавления. Вот какой была новая семья Морга Лафара. Но они поддерживали друг друга, а старик Арнет рассказывал каждый вечер забавные увлекательные истории о дальних странствиях, он напоминал Моргу отца. И главной его задачей каждый день было ненавидеть предателя Луи и помнить лица родных. Но с каждым днем это становилось все трудней, черты расплывались, и мальчик ненавидел себя за это. А иногда добрая Габриэлла, монахиня приносила ему что-то вкусное с кухни. И жизнь становилась хоть чуточку менее невыносимой. Пока «добрые люди» не лишили его и этой малости.