Открыто сердце - Ирина Фингерова

На фотографиях сыра — каждый кусочек сыра был подписан, прямо на сыре фиолетовой ручкой было выведено порядковое число — один, два, три и т. д, фотографии были абсолютно идентичными, но сыр отличался по кол-ву дырочек.

Если посчитать количество дырок и записать числа в таком порядке, как они были указаны, получалось:

790 58 163 52 49

С этим Аня разобралась быстро и перешла к группе страниц.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что это были страницы из сборника Есенина. Одиннадцать стихов. Вверху, на каждой из страниц, название было обведено красным карандашом. В одном из стихов было обведено слово «первый». Да, он любил Есенина — это Аня знала, хотя любви этой не разделяла. Ничего душевного в нем не видела. Она вообще не любила стихи — бессмысленные словоформы, где форма зачастую важней сути. «Пф…» — думала она…

Итого, внимательно прочитав все, пытаясь вникнуть в смысл — может, они взаимосвязаны по сюжету — но, не обнаружив схожести, Аня выписала все названия стихов на листик, но получалаь белиберда, и никакой закономерностью и не пахло! «”Первый”? Что же значит “первый”?» — думала она. Попробовала прочитать первое слово в каждом стихе — опять-таки, бессмыслица. Аня уже почти готова была оставить в покое загадку, но внезапно воодушевилась и попробовала переписать первые буквы из всех названий — получилось «цясемещеидж».

«Жди еще месяц!» — поняла она. Поняла так быстро, потому что порой, убежденная в том, что не использует свой мозг и на десятую долю от возможного, тренировалась в письме задом наперед и двумя рукам одновременно, прогресса достигала крайне медленно, но приятное щекотливое изнеможение после 10 минут усиленной мозговой деятельности доставляло ей удовольствие.

Итак, жди еще месяц, непонятный номер и три vvv. И ни единой возможности это обсудить — прекрасно!…

Аня слово сдержала, и, подавив свое любопытство, никак не давала понять, что получила письмо. А сама отослала ему свой «яойный» рассказ. Почему-то Ане нравился именно «яой».

Героев она обычно заимствовала в чьих-то вселенных, но иногда выдумывала сама. Этот рассказ она посвятила Адонису. Это было очень… рискованно. Он мог бы не понять. У них были странные отношения, достаточно двусмысленные, но в такой степени, в которой позволяют приличия между двумя неопределившимися юношами, чья витиеватость и склонность к самокопанию — скорее бремя, чем повод для гордости.

Аня не знала, как Адонис относится к подобному. Напрямик они никогда не касались таких тем, конечно, было очевидно, что это — не просто дружба. Да и дружбой не назовешь… Но готов ли был Адонис это признать? Воспринимал ли он это так же, как и она? Или, может быть, это просто было для него интеллектуальной отдушиной? Если было, Аня не могла понять. Но она любила риск. В конце концов, она знала, что в силах прекратить любую игру, даже крайне интересную, и идти дальше. Она сильная девочка.

И все рано или поздно заканчивается… Аня прислала ему рассказ с типичным сюжетом — мальчик сирота, который знакомится с самураем, он старше его на 10 лет и просит быть его наставником. Самурай ищет медальон, потерянный им когда-то давно, и мальчик отправляется в путь с ним. Им приходится многое преодолеть вместе, а главное — преодолеть самих себя, ведь не так-то просто признаться себе в том, что ты чувствуешь нечто… не совсем подобающее и ничего не можешь сделать с этим.

Аня перечитала свой любимый отрывок.