Скоро рассвет - Хелен Тодд (2021)

— Ей нужна не рухлядь, которая тут стоит, а что-то нормальное, чтобы могла делать домашние задания.

Тут сердце Даши остановилось. Скажет или нет? Но дальше последовали возмущения матери и спокойный, но злой голос отца. Не сдал.

Две недели назад она отвечала на вопрос “Как дела?”, и решила это сделать честно. Написала как есть. Старенький компьютер едва справлялся с загрузкой сайтов, что уже говорить о работе с документами. Прошлый реферат она делала два часа…

На глазах появились слезы. Ей просто не верилось. Но трезвый ум взял свое. Подслушивать больше нельзя было. Заметят и как потом оправдываться? Поэтому Даша тихо вышла, закрыла дверь и позвонила в звонок. Была не была. Сделает вид, что не смогла найти в рюкзаке ключи и переволновалась.

Никто ведь не спросит почему заплаканная.

***

Все так сложно. Все так просто.

СПЛИН — Гни свою линию

Сердце стучало так часто, что Даше пришлось задержать дыхание. Иначе точно выпрыгнет. Лучше бы ничего не слышала. А теперь воспоминания всплывали одно за другим. Сколько лет должно пройти, чтобы болезненный осадок ушел?

Ответ был очевиден: вся жизнь. То, чем наполняют в детстве, остается с нами навсегда. Можно вычеркнуть, забыть, испепелить, задвинуть в самый темный угол подсознания, но в сердце, действиях и реакциях останется навсегда.

Дыши легко. Часто, а после глубоко.

Ей было пять.

Домашний телефон звонил второй раз. Неприятное пищание повторялось, отвлекая от игры. Мама была на кухне.

Даша взяла трубку. Голос учительницы по английскому был ей знаком. Но что говорили разобрать было трудно. Запомнила только то, что занятия перенесли в новое здание.

— Ну что ты хватаешь все! Дарья!

Мать выхватила телефон, пару раз сказала “Ало!”, но, учительница завершила разговор.

— И кто звонил? — Она была зла.

— Английский перенесли в новое здание.

— И какое? Ты хоть адрес запомнила, глупая твоя голова! Ну?

— Нет, улица…

Даша лихорадочно вспоминала слова, но в голове была полная пустота. Страх сковывал, горло пересохло. Больше ничего сказать не выходило.

— Строишь из себя взрослую? Собирайся! Бегом! Пойдем на занятия. Как раз доведешь, покажешь дорогу. Ты же знаешь как дойти!

Мать схватила ее за шиворот и что есть силы толкнула в сторону шкафа.

— Как оденешься, так и пойдешь. Живо!

Пока Даша дрожащими руками натягивала колготы, неприятные колющиеся поддевы и большой свитер с разноцветными пятнами, мать ушла в коридор к другому домашнему телефону. Из отрывков было понятно: говорила с учительницей.

После хлопок. Бросила трубку.

Внутри все похолодело. Хотелось исчезнуть, оказаться где угодно, но спрятаться негде. Ей придется переждать плохое настроение матери.

— Отлично. Вот так и пойдешь. На стуле куртка, ботинки сама найдешь. И только попробуй вякнуть что-то. Прибью! Вся в отца, главное быть первой!

Как оделась и вышли из дому — не помнила. В сознании осталось ватное, непонятное ощущение. Будто вместо нее, как и в разговоре по телефону, был кто-то другой. То ли память подводила, то ли делала тогда все не совсем осознанно. Не узнать.

На улице мороз неприятно кололся. Щеки горели, а ноги замерзали и скользили по утоптанному снегу.

Даша не успевала идти за матерью. Падала. Ее тут же дергали, поднимая на ноги.

— Что вы ребенка дергаете? На улице ведь. Не издевайтесь!

Мужчина крикнул это в их сторону. Внутри Даши затаилась надежда вдруг это поможет. Вдруг, все прекратится.

Задумавшись, она поскользнулась и упала. Из рук вылетел пакет. Пенал рассыпался на льду. Разломался.

Дальше все смешалось. Крики, ругань, подзатыльник. Даша жадно глотала воздух, зная, что плакать нельзя. Нельзя. Будет хуже. Перетерпеть. Дожить до занятия. Там успокоится, там мать уйдет. Там она не сможет ничего говорить, ничего делать.