Танец В Небесах - Надежда Михайловна (2017)

— Не мучай себя, девочка, ты только-только вернулась из такого далекого далека, все вспомнится само-собой.

Про сына её, Сайха, он, тщательно подбирая слова, пояснил, что она подверглась насилию со стороны единственного оставшегося в живых сына правителя степняков — Джаймиса. И заметив, как заходили желваки на скулах внука, твердо сказал:

— Поверьте мне, он жестоко наказан уже.

— Откуда ты можешь знать, дед? — Все ещё злясь, спросил Сай.

— Внучек мой, я доживаю такую долгую и не совсем сладкую жизнь, поверь мне, судя по тому, что мы видели с Джаймисом на старинном свитке, он или тяжело болеет, или уже сгинул в неизвестности.

Вилья вздохнула:

— Одно хорошо, у меня есть такой замечательный сын, только вот глаза ему достались от того… я их почему-то хорошо помню. И немного вспоминаю маму свою, она любила гладить меня пониже лопаток, говоря при этом, «вот наступит у тебя возраст невесты, и взлетишь ты в не… бо?» Почему в небо, Юнчи?

— Значит, ты чистокровная самочка грургов, только им доступно небо, полукровки не летают, тем более нам надо идти к ним, только грурги скажут, что и как у тебя и Сая. Путь неблизкий, надо хорошо продумать, как идти к ним. Через земли степняков идти нельзя, слишком лакомый кусочек ты для них, я пятнадцать лет, как ушел оттуда, кто знает, что там творится, и не появился ли ещё какой-нибудь жестокий степняк типа Джаса.

— Значит, — как-то медленно сказал Сай, — этого… зовут или звали Джас?

— Джасим, если правильно, а ты, я не сомневаюсь, являешься единственным внуком и наследником Повелителя степняков.

— Вот уж чего мне совсем не надо — ни деда, ни отца-насильника. Я не хочу и не желаю знать об этих жестоких… вроде бы людях, мой Сим, лабис, про которых, ты сам говорил — слагались легенды про их жестокость, — и то добрее, хотя он зверь. Сай понемногу начал готовиться к тому, что они покинут обжитое место и отправятся к неведомым грургам, а ещё он стал подолгу смотреть в небо, наблюдая за птицами и мысленно прикидывая, каково это, парить на огромной высоте и видеть землю. Рядом устраивался Сим, приваливался тушей к ногам, и так славно было им обоим. Потом к ним стала присоединяться мамочка, тогда уже Сим, растягивался у их ног. Мамочка тоже подолгу любовалась птицами и как-то в один из дней вдруг невпопад сказала:

— Великий Путник!

— Что, Великий Путник, мамочка? — удивленно спросил Сай.

Он так и называл её с огромной нежностью — мамочка. А мамочка с каждым днем все больше обожала и восхищалась своим таким славным сыном.

— Сайх, смотри внимательно, воон, видишь, маленькая точка в небе?

Сай вгляделся:

— Да!

— Это он.

— Не может быть, мамочка, он же — Божество!!

— Но это он! Я откуда-то знаю!

Птица понемногу приближалась, когда её стало видно всю, Сай восторженно замер. В бирюзово-синем небе парила огромная, величественная, гордая, необыкновенно красивая птица: черное, отливающее синим блеском оперение, белая голова с горбатым клювом и красивый бежево-белый хвост…

— Какая красота!! — благоговейно прошептал Сай.

А птица плавно спланировала к ним, они оба, казалось, не дышали от удивления. Птица встряхнулась, и перед изумленными Вильей и Саем уже стоял… человек. Необычный человек, огромного роста, с резкими чертами лица, большим горбатым носом, загнутым к губе крючком и нечеловеческими, круглыми, желтыми глазами. Внимательно-внимательно вглядываясь в них, он кивнул головой и произнес как-то с клекотом:

— Две крови перемешались! Повернись, Сайх, достойный внук Сайха.

Сайх заторможенно повернулся, и по спине, где у него чесались периодически крылья, прошла обжигающая волна жара. Он сцепил зубы, но жар быстро спал, и стало так приятно.

— Вот, тебе, Сайх, мой подарок — ты, полукровка, так нужный всем грургам, поднимешься в небо, в определенный срок!