Снова и снова - Алекс Коваль, Анна Мишина (2020)

Люда выходит, громко хлопнув дверью. Я зашнуровываю со скоростью, близкой к световой, коньки и выбегаю из раздевалки. Ладно, Женя. Включай мозг, отключай сердце. Личная жизнь — это хорошо, но мало того, что пока ничего не понятно в отношениях с Дёминым, так не стоит еще и ситуацию на льду усугублять. Европа, мир, Олимпиада — прокручиваю в голове раз за разом, повторяя как священную мантру. Настраиваю себя на рабочий лад.

До тренерской дохожу в считанные секунды. Робко стучу в дверь и после уверенного «Входи» готовлюсь получить нагоняй и дергаю за ручку. Первое, что понимаю, когда захожу в тренерскую, — наказание Устиновой не самое страшное, что может быть.

— Здравствуй, Евгения.

— Здравствуй, мам.

Неожиданно. Из всех возможных сценариев «встречи с матерью после ссоры» этот самый неожиданный. Уходя из дома, я была уверена, что у меня есть, как минимум, пара недель, прежде чем мама решится прийти к Устиновой. Дело в том, что у них давняя и взаимная нелюбовь. Думаю, личная неприязнь женщин тоже была одним из поводов для матери, чтобы устроить переезд.

— Привет, Женя. Проходи, присаживайся, — машет рукой мой тренер. По лицу вижу всю степень ее недовольства от такой визитерши.

— Добрый день, Ольга Павловна.

Делаю неуверенный шаг в сторону предложенного места, но садиться не собираюсь.

— А что происходит? — решаюсь спросить, ежась под тяжелым и злым взглядом матери.

— Ирина пришла забрать твои документы.

— Что?!

— Я тебе уже говорила, — поднимается из кресла мама, — мы уезжаем из этого города. Ты пойдешь к новому тренеру. Вавилов, несмотря на твои выпады, готов принять тебя в свою группу…

— Господи, да о чем ты говоришь? — перебиваю поток слов матери. — Я уже сказала тебе, что не поеду. Что ты сделаешь? Насильно заставишь?

— Если придется, заставлю! Я все еще твоя мать.

— Но и мне уже не восемнадцать. Я имею право сама решать, где и с кем тренироваться. Это моя жизнь, мам!

— И на что ты жить собралась, а? Если я уеду и продам квартиру, ты останешься на улице, Евгения. Или ты думаешь, что твой благородный Дёмин будет тебя содержать? Покупать форму, коньки, кормить тебя и одевать? Ты же без моей финансовой поддержки никто, родная моя! И прошу это не забывать.

— Не впутывай сюда Кира. Он просто мне помог.

— Вместо того, чтобы о мифической любви думать, лучше подумай о своем будущем. Любовью сыт не будешь. Он спортсмен и, как большинство из них, попользуется и выбросит тебя. Помяни мое слово! Еще год-два, и он уедет играть за океан. А ты же потом будешь обливаться горькими слезами с пятимесячным ребенком и без средств к существованию!

— Мы все ещё обо мне говорим или о тебе? — голос срывается на крик. Нет, даже думать не хочу, что Кир может так поступить. Он не сделает этого. Он не такой, как мой отец.

— Так, девочки, спокойно, — вклинивается в нашу словесную баталию Ольга Павловна. — Ира, я считаю неразумным дергать сейчас Евгению. У нас на носу отбор к январскому чемпионату, сейчас нужно бросить все силы на преодоление этой ступени.

— С вашими методами, госпожа Устинова, мы даже на шаг не продвинемся.

Я в шоке. Полном и всепоглощающем. Так в открытую грубить моему тренеру она не позволяла себе никогда.

— Мам… что ты?..

— Знаете что, Ирина Васильевна, — перебивает меня тренер, выходя из-за стола и вставая перед моей родительницей, — вместо того, чтобы планомерно разрушать дочери жизнь, лучше бы подумали о там, как поддержать ее. В этом году уровень конкуренции вырос в разы, и если бы ваша дочь за все свои двадцать лет фигурного катания хоть раз услышала от матери хоть одно приятное слово…

— Я считаю, что человека красят не слова, а поступки, Ольга Павловна. И я не помню в вашем послужном списке ни одного Олимпийского чемпиона.