Снова и снова - Алекс Коваль, Анна Мишина (2020)

Мимо проходят довольные соседи: семейная пара с маленькими детками. У парня в руках пушистая новогодняя ель, которая даже с расстояния пары метров благоухает.

— Да уж, дружище. Мы остались и без елки, и без Женьки. А все потому, что твой хозяин мудак.

Собакен даже не думает протестовать и выражает свое согласие громким лаем. Сегодня впервые за два месяца я не могу уснуть. Совсем. Так хреново мне не было никогда. Джек, поначалу носившийся с игривым задором, чем ближе к вечеру, тем тише и хмурней. Видимо, пес тоже чувствует отсутствие хозяйки в доме и начинает скучать. Он пролежал почти всю ночь рядом со мной на кровати, тихо поскуливая. Думаю, еще пара ночей, и мы взвоем вместе.

Несмотря на состояние разбитости все эти дни, я не бросаю попыток дозвониться до Жени. Пытаюсь увидеться с ней у Арены, но рядом всегда либо Устинова, либо Метлицкий, и все как один талдычат: дай время. Да, твою мать, а мне-то его где взять? Сокол наседает, требуя подписать документы на перевод, и я оттягиваю эту для всех приятную, а для меня адски тяжелую процедуру почти до последнего дня. И уже в субботу ставлю легким росчерком руки пару закорючек в бумагах, собираю свои вещи и покидаю стены уже родной Ледовой Арены. Выхожу из здания, распрощавшись с парнями, и чувствую на себе ее взгляд. Наверное, так бывает, когда долгое время дышишь человеком, живешь им — привязываешься настолько, что ощущаешь его уже всеми фибрами души. По всё тому же наитию поворачиваю голову и встречаюсь с печальными серыми глазами. Она опять не одна. Опять Устинова рядом, как цепной пес, не подпускает. В какой-то момент надеюсь, что Женя все-таки подойдет. Скажет хоть что-то. Но нет. Исчезает она так же стремительно, как и появилась. Скрывается за дверьми моей, теперь уже бывшей, Арены.

Со злостью закидываю в багажник сумку с вещами и, подгоняемый звонком хозяина арендованной мной квартиры, мчу домой. Уже в понедельник самолет. Во вторник — новая жизнь. А в среду? Надеюсь, я с такими болями в грудине все-таки доживу до среды.

* * *

Утро понедельника не то, что ужасное — мерзкое. Мать с отцом вчера на время забрали Джека к себе. Ему нужно оформить все справки и разрешения на перелет, поэтому я не то что «минус один» лечу в Штаты, а вообще ноль.

— Кирюш, сыночек, позвони, как прилетишь, хорошо? — слышу взволнованный голос матери, вышагивая по главному залу аэропорта. Перелет предстоит долгий и с пересадкой в столице. Почти семнадцать часов в стальной коробке — сказка.

— Да, мам. По прилете я вам наберу обязательно. Как там Джек?

— Ужасно скучает. И по тебе, и по Женечке. Как она там, кстати? Проводила тебя сегодня в аэропорт?

Усмехаюсь и думаю, вот и как ей на это ответить. В надежде, что все разрешится предкам, так и не сказал, что мы вроде как расстались. Даже язык не поворачивается так говорить. Только вот я уже одной ногой в самолете, а «разрешиться» и близко нет. Ни точки, ни запятой.

— Проводила, мам. Хорошо у нее все. Тренировка, как обычно, — решаюсь все же и дальше держать родительницу в блаженном неведении. Мало ли, у нее сердце, у меня нервы.

— А почему так нерадостно? Кирилл Владимирович, ты мне точно не врешь?

— Нет, мама. Не вру. Все отлично, давай я уже до стойки регистрации почти дошел, я позвоню. Люблю, целую.

— Давай сынок, горжусь тобой! Удачного пути и легкого перелета.

Убираю мобильный в карман куртки и с сумкой наперевес занимаю очередь к нужной стойке. Мимо маячат сотни лиц, жизнь кипит. И только у меня она, такое ощущение, что остановилась. Даже несмотря на колоссальные перемены, когда в груди вместо сердца темная дыра, ты их не ощущаешь.