Эдмунд заворчал, но Дайнуолд, бросив на него весьма выразительный взгляд, добавил:

— Одно-единственное оскорбление — и ты проведешь вечер с отцом Крамдлом за чтением Священного писания.

Угроза подействовала немедленно. Дайнуолд внимательно оглядел свою пленницу. Она отнюдь не походила на леди — в бесформенном грубом платье, с босыми ногами и распущенными по плечам кудрями.

— Приветствую тебя, — спокойно сказал он Филиппе. — Садись и наслаждайся ужином.

— Что за чудо? Хозяин предлагает мне стул, а не уютное местечко на полу?

Дайнуолд фыркнул. Вот тебе и благодарность! Она вовсе не сломлена: ни тени послушания и по-прежнему бунтует. Впрочем, этого следовало ожидать. Ему надо было держаться первоначального решения и оставить ее в башне на двадцать четыре часа. Но этой ехидне не удастся испортить ему настроение.

Неопределенно хмыкнув, он тем не менее вполне благожелательно проговорил:

— В Сент-Эрте нет женщин твоего роста, поэтому умерь свои аппетиты: мы больше не сможем найти тебе подходящее платье.

— Да благословит Господь вашу необыкновенную доброту, сэр, — сказала Филиппа с видом монашки, которую только что сделали настоятельницей. — Вы обладаете щедрой душой Святого Оркли и благочестивостью истинного верующего.

— Святого Оркли не существует.

— Разве? Ну тогда, глядя на вас, милорд, его следует канонизировать.

Очень довольная собой, Филиппа улыбнулась Дайнуолду, и на ее щеках на мгновение показались ямочки. Но тут девушка почувствовала запах еды, и в желудке у нее громко заурчало. Она мгновенно забыла обо всем — о Дайнуолде де Фортенберри, о том, что ее положение здесь весьма неопределенно, и жадным взглядом уставилась на поднос, где лежал толстый ломоть хлеба, политый мясным соком и украшенный большим куском говядины.

Дайнуолд смотрел, как она набросилась на еду. Наглая девка с острым язычком! Неудивительно, если лорд Генри откажется платить. Кому нужна под боком такая мегера? К своему удивлению, Дайнуолд улыбнулся. «Наглая девка» моментально очистила лежащий перед ней поднос.

— Может быть, съешь всю баранину и голубей? Всех каплунов с имбирем и корицей и заливное? — весело осведомился Дайнуолд.

— Я не видела заливного. — В ее голосе отчетливо слышалось разочарование.

— Возможно, ты проглотила его, не заметив. Твои руки и рот трудились, не останавливаясь ни на минуту.

— А что ты скажешь насчет баранины? — Филиппа повернулась к нему. — Интересно, откуда она взялась? — с задумчивым видом проговорила она. — Разве ты не потерял всех овец?

Дайунолд озадаченно уставился на девушку и снова увидел ямочки на ее щеках. Ах так? Она над ним смеется? Нельзя, чтобы за женщиной оставалось последнее слово — это противоречит закону людскому и Божьему и так же невыносимо, как удар ниже пояса.

— А что у тебя надето под платьем?

Ох уж эти мужчины, раздраженно подумала Филиппа, всегда используют первое попавшееся оружие. Ее отец был непревзойденным мастером, когда дело касалось ссор и споров, и ругался долго, громко и витиевато, отчего его нос и щеки багровели, а глаза едва не вылезали из орбит. Кузен же, сэр Вальтер де Грассе, будучи не в духе, если ей не изменяет память, становился злобным, язвительным и мрачным. Солдаты ее отца в таких случаях не долго думая пускали в ход кулаки. Что касается этого человека… Слава Богу, его кинжал все еще покоился в ножнах, значит, он вряд ли применит к ней силу. Филиппу радовало, что он хочет победить ее одними словами, пусть даже столь оскорбительными. К несчастью, когда Дайнуолд заговорил, она сделала слишком большой глоток эля и закашлялась. Он шлепнул ее по спине, чуть было не заставив уткнуться лицом в блюдо с вареными каплунами.

— Я ничего не почувствовал. — Дайнуолд придвинулся к ней поближе. Его пальцы скользнули по спине Филиппы вниз. — Никакой нижней рубашки? Никаких претензий на скромность?