Невеста-чужестранка - Кэтрин Коултер

Речь Тайсона была изысканной, умной, слова — суровыми и холодными, фразы — настолько сложными по смыслу и форме, что, как показалось Мэри Роуз, они больше подходили для аудитории, состоящей из просвещенных священников, чем для обычных людей, пришедших помолиться Богу. Она вслушивалась в каждое слово, произносимое мужем перед почти двумя сотнями прихожан, находившихся в церкви. В голосе ни намека на смех, на обещание грядущих радостей, ни малейшей надежды на искупление грехов, никаких заверений в бесконечной любви и сострадании Господа или призывов восхититься несказанной красотой Божьего мира. Да, Тайсон образован, неглуп, но так мрачен, угрюм и резок! И холоден. До чего же он холоден!.. Правда, его братья и их жены не видят ничего необычного в том, как он держится и что говорит. Неужели привыкли? Нет, этого просто не может быть! Муж, человек, окруживший ее заботой, добротой, пробудивший в ней чувство собственного достоинства, заставивший поверить, что и она что-то значит в этой жизни, не имеет ничего общего с этим священником. Этого.., педанта она не знает. Это не ее Тайсон! И вдруг она поняла, увидела каким-то внутренним зрением, что и его родственники разочарованы. Неужели? Или ей показалось? Она с трудом дослушала сухую, резкую проповедь незнакомца, говорившего с такой леденящей страстью о грозных требованиях Бога. О бесконечных обязанностях, которые следует выполнять людям, чтобы заслужить одобрение Господа. Чужак был благочестив и бесчеловечен. Он присвоил себе право говорить от имени Создателя, грозить грешникам неслыханными наказаниями. Мэри Роуз не помнила, как дождалась конца службы. Голова кружилась так, что приходилось то и дело закрывать глаза. Прозвучали последние энергичные аккорды органа, и прихожане начали подниматься со своих мест. Тайсон в сопровождении Сэмюела шествовал по главному проходу, не глядя на родных, не задерживаясь, чтобы поговорить с ними, и остановился только на церковном дворе, где серьезно, без улыбки приветствовал каждого прихожанина: пожимал руки, кланялся, что-то говорил. За все это время лицо его ни разу не просветлело. Когда Мэри Роуз поравнялась с мужем, он лишь коротко кивнул. Такого же приветствия удостоились все Шербруки, включая его собственных детей и племянников. Никто не сказал Мэри Роуз ни единого слова. Макс, Лео и Мегги держались поблизости, но тоже не обращались к мачехе, зато тихо шептались о чем-то. Мэри Роуз поняла, что дети заметили, в каком она состоянии, и решили, что, если попытаются утешить ее, она расплачется перед всеми. Трудно представить, как отреагируют на это Макс и Лео.

Глава 28

Тайсон открыл узкую садовую калитку, постоял немного, положив ладони на светло-оранжевую стену. Листья плюща щекотали пальцы. С тяжелым вздохом он прислонился лбом к прохладному кирпичу, чувствуя, как подгибаются ноги. Тяжелые зимние облака скрыли солнце. Несмотря на то что морозов еще не было, Тайсон словцо окоченел. Ему казалось, что в жилах застыла кровь. Что теперь делать и куда идти? Он больше не может придумать, какими еще молитвами просить Бога указать ему путь, наставить, помочь понять его намерения относительно себя, простого смертного. Может, он, служитель Божий, уже сделал все во исполнение этих намерений? Но до чего же безрадостно на душе! Он будто омертвел, омертвел до кончиков пальцев, а это уже богохульство. Как можно сомневаться в мудрости Господа?! Тайсон молился, молился до изнеможения. Как же тяжело одиночество! Он только сейчас понял, что до появления Мэри Роуз был невероятно одинок. Господи, он ненавидит сам себя! Ненавидит боль, притаившуюся внутри, впившуюся в сердце так хищно, что вряд ли он когда-нибудь избавится от нее.

— Какого черта ты вытворяешь, Тайсон? — прогремел за спиной голос Дугласа.

Тайсон устало обернулся. Ему редко приходилось видеть братьев в таком состоянии: кулаки сжаты, лица злые, отвердевшие, искаженные яростью.