– Да, пожалуй, – пробормотал Паскаль, гадая, что же могло вызвать столь внезапную перемену в настроении Элизабет – она вдруг сделалась печальной. Каким одиноким, наверное, было ее детство! Сердце его вдруг переполнилось сочувствием к ней. Судя по тому немногому, что она рассказала о себе, и по тому, что он сам видел в ее доме, детство Лили было на редкость безрадостным. И Паскаль вдруг увидел свою жену маленькой девочкой, несчастной жертвой своего отца и падре Меллита. Девочкой, выросшей без матери. Девочкой, за которую некому было заступиться. Девочкой, у которой единственным близким человеком был только брат – такой же беспомощный, как и она. А если бы она выросла в Рейвенсуолке, где не стихает смех, где любовь плещет через край, то могла бы стать совсем другой…

И очень может быть, что за этим колючим фасадом, под маской высокомерной эгоистки, пекущейся только о собственных интересах, скрывалась нежная и добрая душа. Разумеется, Паскаль прекрасно понимал, что за игру вела с ним Элизабет, и понимал, зачем она это делала. Она оказалась на редкость плохой актрисой. Но он знал, что сейчас жена говорила с ним искренне, хотя, наверное, сама не сознавала, что забыла о той роли, которую решила играть. Лили напоминала ему зверька, с которым дурно обращались. Зверька, который отчаянно жаждал любви, но боялся принять ее, опасаясь новых побоев.

И она увидела в Чарли друга… Выходит, Чарли сделал для нее больше, чем он, ее муж. Выходит, он, Паскаль, упивался собственным гневом вместо того, чтобы поискать способ избавиться от негативных эмоций. Жалея себя, он забыл о том, что страдал не он один. А ведь гнев и холодность – это совсем не то, в чем сейчас нуждалась его жена. И того, и другого ей с лихвой хватало в родном доме. Ей нужны улыбки и смех. И еще – осознание того, что о ней заботятся. Собственно, ей требовалось все то, что требовалось любому другому живому существу. И прежде всего ей нужен друг. Но сейчас не время углубляться в подобные размышления, потому что время уходит, а им, если они хотят успеть в Бержерак до темноты, надо поторапливаться. У него будет время подумать в пути.

Подняв щенка на руки, Паскаль сказал:

– Пойдем, Элизабет. У нас не так уж много времени.

Лили молча кивнула и, повернувшись к нему спиной, быстро зашагала к экипажу.

Паскаль посмотрел ей вслед, потом взглянул на Фасолинку. Встретив взгляд хозяина, собачка принялась поскуливать и вертеться у него на руках.

– Видишь, – тихо сказал он щенку, – у твоей хозяйки броня не такая уж прочная, и, возможно… Нет, это всего лишь допущение, но, быть может, ей просто нужно прийти в себя… Что ты скажешь на это?

Щенок радостно лизнул его шею. Паскаль улыбнулся и пошел следом за женой, оценивая открывшиеся перспективы.

Лили в очередной раз взглянула на мужа. Сегодня вечером он был… каким-то другим, и это весьма ее озадачивало. Взгляд ее скользнул по его темным волосам, а потом – по длинным пальцам; в этот момент он был занят разрезанием мяса. Но все-таки что же в нем изменилось? Вроде бы он стал не таким строгим, хотя и не сказал ничего такого, что могло бы заставить ее по-другому к нему относиться.

В памяти вдруг всплыли картины их сегодняшнего отдыха в лесу. Лили вспыхнула, вспомнив, как Паскаль, держась за живот, громко хохотал, стоя на коленях. И этот смех совершенно его преобразил. В те мгновения она заметила лучистые морщинки в уголках его глаз и глубокие бороздки в уголках губ. Наверное, надо много смеяться, чтобы они появились… А потом он помог ей подняться и посмотрел на нее… почти нежно. И вытащил какую-то щепку из ее волос. Причем прикосновение его было таким же ласковым, как и голос. И от всего этого она почувствовала себя… очень странно. Так странно, что на глаза вдруг навернулись слезы. Никто никогда не прикасался к ней так. Ощущение было очень необычное, и менее всего она ожидала такого от негодяя мужа.