Величайшая любовь - Кэтрин Кингсли (2017)

– Что ты здесь делаешь? – спросила она. – Ты ведь понимаешь, что тебя здесь не ждут. Чтобы не устраивать скандала, предлагаю тебе незамедлительно покинуть этот дом. Не вынуждай меня приказать слугам, чтобы выставили тебя за дверь.

Николас мрачно ухмыльнулся и проговорил:

– Как тебе не повезло, дорогая Жаклин… Меня мало волнует, насколько радушно или холодно ты меня примешь. Кроме того, я сомневаюсь, что твоим лакеям удастся выставить меня. Я намереваюсь увидеть своего дядю, и я увижу его.

Он ждал, что Жаклин резко возразит ему, поэтому не сразу понял смысла ее едва заметной улыбки. Немного помолчав, она ответила:

– Что ж, Николас, я не стану препятствовать тебе. Ты, конечно, можешь увидеть своего дядю. Но после этого ты покинешь мой дом без каких-либо возражений. – Развернувшись, Жаклин направилась к лестнице, и Николас тотчас последовал за ней.

Когда они вошли в коридор, ведущий в комнаты дяди, веселые голоса, доносившиеся откуда-то издалека, неожиданно стихли. Николас насторожился; во-первых, он совершенно не представлял, как встретит его дядя, а во-вторых, ему не нравилось, что эта встреча пройдет в присутствии Жаклин. Но, к сожалению, в его положении не было возможности диктовать свои условия.

Николас полагал, что его престарелый родственник пребывал, как обычно, в дурном настроении, поэтому совершенно не был готов к тому зрелищу, которое предстало перед его глазами, когда он вошел в спальню и наконец-то увидел дядюшку. Этот некогда сильный и энергичный человек, теперь абсолютно беспомощный, лежал в постели, укрытый по грудь одеялом. Тело больного казалось истощенным и безжизненным, а изо рта на подбородок стекала струйка слюны. Лицо же было странно перекошенным… и словно застывшим, живыми оставались только глаза, но и они казались затуманенными.

Николас опустился на колени подле кровати, стараясь сдержать растущую в сердце боль. Взяв в ладони беспомощную руку дядюшки, он проговорил:

– Дядя Уильям… Это Николас. Вы меня слышите? – Ему казалось, что сердце у него вот-вот разорвется; весь его гнев, все его прежние обиды забылись, когда он увидел перед собой то, что осталось от человека, в течение десяти лет заменявшего ему отца. В годы вынужденной ссылки эти чувства никогда не исчезали, хотя все это время они могли неплохо маскироваться покровом легкомысленного безразличия, под которым скрывалась глубокая обида. Но, по-видимому, еще глубже, в самой глубине его души, жила истинная и неизбывная любовь, теперь вырвавшаяся наружу – какие бы решения ни принимал его дядя в прошлом. – Дядя Уильям, я дома, – тихо продолжал Николас. – Ох, мне так жаль… но поверь, мы все исправим. – Ему показалось, что он увидел проблеск понимания в глазах дяди, и он сжал его иссохшую руку. – Мы не станем вспоминать прошлое, и я позабочусь о вас – как в свое время вы позаботились обо мне.

– Разумеется, вы этого не будете делать, – произнесла за его спиной Жаклин, и он обернулся. Проклятье, по глупой неосторожности он забыл, что она все еще здесь. – Во-первых, за ним ухаживают слуги, а во-вторых, никто не может сделать для него больше, чем уже делается.

– Простое, но искреннее участие могло бы помочь дяде. Об этом вы не думали, Жаклин?

– Ваше участие, мой дорогой Николас, будет его только расстраивать. Ваш дядя не хочет вас видеть, и я не хочу. Никто из нас не забыл прошлого. Полагаю, сейчас вам лучше уйти, – добавила она, прищурившись – точно злобная кошка.

– А я так не думаю, – сказал Николас, поднимаясь. – Я останусь – нравится вам это или нет. Однако мне кажется, не обязательно именно здесь обсуждать подобные вопросы. – Резко развернувшись, он вышел из комнаты, и Жаклин, раздраженно фыркнув, последовала за ним. – Итак, – начал он, как только она прикрыла за собой дверь, – полагаю, такое положение дел вас вполне устраивает. Как давно Уильям в подобном состоянии?