Величайшая любовь - Кэтрин Кингсли (2017)

Но очень скоро Николас понял, что его жена вовсе не походила на женщину, охваченную страстью. Она была бела как полотно и дрожала как осиновый лист.

– Джорджия, что случилось?

– Думаю, тебе стоит самому это увидеть, – сказала она и, развернувшись, тотчас же пошла в свою спальню.

Николас вскочил с постели и быстро последовал за женой. Она стояла в центре комнаты, и в неверном свете свечей лицо ее казалось мертвенно бледным.

– Джорджия, в чем дело?

Не глядя на мужа, она указала на кровать, и Николас тотчас же посмотрел в ту сторону. На кровати, прямо на подушке, лежала кошка с перерезанным горлом, причем голова ее была практически отделена от туловища, а остекленевшие глаза были наполовину открыты. Более того, вся постель была залита кровью.

– О боже! – Николас подошел к постели, сдернул простыню и завернул в нее бедное животное. – Подожди здесь. Я сейчас вернусь.

Ему потребовалось не больше минуты, чтобы отнести сверток вниз и оставить в одной из комнат. Он избавится от него завтра, а сейчас…

Николас быстро вернулся, налил в тазик немного воды, ополоснул руки и подошел к жене. Заключив ее в объятия и крепко прижав к груди, он проговорил:

– Джорджия, милая моя, мне очень жаль, ужасно жаль…

В ответ она молча уткнулась лицом ему в плечо. Николас тотчас подхватил ее на руки и понес в свою спальню – он не хотел, чтобы она сейчас оставалась в этой комнате.

В камине жарко пылал огонь, и тонкие струйки ароматного дыма уносились в недавно прочищенную трубу. Николас опустился в кресло, по-прежнему держа жену на руках. Джорджия снова уткнулась лицом ему в плечо, и он чувствовал, что она с трудом сдерживала слезы.

Крепко обнимая жену, Николас поглаживал ее по спине и шелковистым волосам, затем прижался щекой к ее щеке. А Джорджия словно оледенела; должно быть, она уже научилась сдерживать свои чувства, не давая выплеснуться наружу ни страху, ни отчаянию. Наверное, она таким способом пыталась защититься от окружавшего ее жестокого мира. Николас прекрасно это понимал, он и сам обладал подобным арсеналом защиты. Но ему больно было видеть Джорджию такой уязвимой, такой страдающей… Ведь ее чудесную мечту только что замарали кровавой реальностью…

– Джорджия, дорогая, – прошептал он, – Джорджия, послушай меня. Это чья-то жестокая шутка, вот и все. Страшная и жестокая шутка.

Она молчала, и Николас вновь заговорил:

– Я уверен, что это «послание» предназначалось мне. Я не знаю, каким образом кому-то удалось незамеченным пробраться в дом, но вечером мы засиделись в столовой, помнишь? Поверь, любимая, ты в полной безопасности.

Он почувствовал ее движение и понял, что она попыталась кивнуть.

– Я никому не позволю причинить тебе боль, – продолжал Николас. – Дорогая, обещаю. И не бойся, Джорджия. Прошу тебя, не бойся. Мне невыносимо думать, что этот жестокий поступок мог отнять у нас то небольшое счастье, которое мы здесь обрели.

Тут она вдруг подняла голову, и их взгляды встретились.

– Поверь, Николас, этого никто у нас не отнимет, – проговорила она решительно. – Никто не отнимет у нас Рэйвен Клоуз. И меня никто не запугает – кто бы ни пытался это сделать.

– Да-да, конечно, дорогая! Никто!.. – Николас взял лицо жены в ладони, отводя большими пальцами волосы с ее висков. – Ты права, милая, никто не отнимет у нас наш дом. И откуда бы ни пришло это нападение, мы смело встретим его.

– Ох, Николас, эта кошка… бедненькая… Как можно быть таким жестоким? Зачем это сделали?

– Не знаю, милая. Но знаю, что есть люди, которые совершают самые жестокие поступки по совершенно необъяснимым причинам. И я постараюсь все выяснить. Жаль, что тебе пришлось увидеть такой ужас… – Николас крепко прижал жену к себе и снова стал поглаживать ее по спине, избегая, однако, более интимных прикосновений.