Величайшая любовь - Кэтрин Кингсли (2017)

– Что же мне с тобой делать?! – обернувшись к мужу, в ярости проговорила Джорджия. – Тебе уже немного осталось! Неужели ты хочешь умереть? Ты этого хочешь? Что ж, похоже на то. Потому что в остальном ты в полном порядке, у тебя на теле даже не осталось ни одной сколько-нибудь серьезной царапины. Ну, хорошо. Ты ведь всегда был упрям как осел. И если хочешь умереть, – то давай. И ты можешь наплевать на то, что я люблю тебя и что своей смертью ты разобьешь мне сердце. О, и на сердце Бинкли ты тоже можешь не обращать внимания, хотя он любит тебя как собственного сына. А ведь у тебя есть еще и дядя. Ты сам говорил, что твой отъезд едва не убил его. Так что же с ним сделает твой уход в мир иной? Впрочем, ладно, Николас, продолжай упорствовать в своем идиотском упрямстве. Если хочешь, можешь умереть, оставив в этом мире нескольких людей с разбитыми сердцами. Думаю, мы найдем способ жить без тебя – даже несмотря на то, что наша жизнь уже никогда не будет прежней. Я считаю, что ты поступаешь как безответственный и закоренелый эгоист. Черт возьми, ты мог бы изобразить хотя бы видимость борьбы.

Сделав глубокий вдох, Джорджия подошла вплотную к кровати и вновь заговорила:

– Я просто хочу, чтобы ты знал кое-что, Николас. Если ты умрешь, тролли победят. Не думаю, что я смогу это вынести.

Вернувшись к креслу, Джорджия опустилась в него с протяжным вздохом. Она снова взяла записную книжку своей матери и начала ее просматривать.

Час спустя Николас открыл глаза. Его жена вздрогнула во сне и тут же проснулась. Раскрытая книжка лежала у нее на коленях, и Джорджия поняла, что задремала. Она протерла глаза и пошла проведать мужа. Не заметив никаких изменений, она вздохнула и подошла к соседней двери, чтобы взглянуть на Паскаля. Мальчик крепко спал, а рядом с кроватью спал на мягком матрасе Сирил. Не желая их беспокоить, Джорджия осторожно притворила дверь.

И подошла к камину, чтобы пошевелить уголья. В этот момент ей вдруг показалось, что она слышит чей-то шепот. Джорджия обернулась, но Николас лежал неподвижно, и она решила, что ей померещилось. Она опять повернулась к огню, но тут раздался уже вполне отчетливый шепот:

– Воды…

– Николас! – воскликнула Джорджия. Бросившись к кровати, она сбила по пути тяжеленный стул, но даже не заметила этого. – Николас, как ты?

Его глаза были открыты, и Джорджия на мгновение прикрыла лицо дрожащей рукой, пытаясь взять себя в руки и собраться с мыслями.

– Ох, Николас, слава богу!.. О, слава богу! – У нее от волнения дрожали руки, и она, наливая воду из стоявшего рядом с кроватью кувшина, чуть не уронила стакан. – Вот вода, любимый. Позволь помочь тебе.

Пока Николас с жадностью пил холодную воду, она поддерживала его голову. Потом осторожно помогла ему лечь. Николас был слаб, ужасно слаб. Но главное – был жив и в сознании, а о большем она и не просила.

Закрыв глаза, Николас со вздохом откинулся на подушку. Джорджия, дрожа всем телом, взяла его за руку и присела на краешек кровати. Она не поддалась соблазну и не стала трясти мужа за плечи, чтобы окончательно убедиться в том, что он действительно проснулся. Она просто сидела, держа его за руку и с трудом сдерживая слезы радости. «Николас очнулся, и теперь все будет хорошо», – говорила себе Джорджия, уже не пытаясь сдерживать катившиеся по щекам слезы.

Она все еще сидела рядом с Николасом, когда Бинкли принес горячую воду.

– Ах, Бинкли, – прошептала она, подняв на него опухшие от слез глаза.

Слуга осторожно поставил на стол кувшин и тихо спросил:

– Все кончено, мадам?

– Да нет же, Бинкли! Ничего подобного! Николас очнулся, правда, на очень короткое время. Он попросил воды и выпил целый стакан!