Память любви - Бертрис Смолл

При каждом прикосновении языка ее словно кололо иголками, а по коже бежали мурашки. Рашид поцеловал ее живот, прижался губами к венерину холмику, и Ронуин, вскрикнув, попыталась закрыться руками, но он тихо рассмеялся:

— Ты еще не готова, моя прелестная Hyp.

— Г-готова? К чему? — пролепетала она.

— Всему свое время, — таинственно объявил он, начиная лизать ее бедро, спускаясь по ноге до самой стопы, которую страстно поцеловал и облизал все пальцы, перед тем как взяться за другую ногу.

— Ты безумен! — едва выговорила она.

— Твоя плоть — дурман, которым я никак не могу насытиться, — ответил он и, перевернув ее на живот, стал лизать пятки и свод стопы, пока ей не стало щекотно.

Ронуин невольно рассмеялась, но он продолжал сладостную пытку, пока язык не скользнул в овражек между двумя лунами ее ягодиц, чем вызвал очередной изумленный крик. Но халиф опять засмеялся и продолжал лизать ее, пока спина и лопатки не повлажнели. Потом он снова перевернул Ронуин.

— Ты дрожишь, — тихо заметил он, целуя ее в губы. — Неужели мне удалось немного растопить лед, в который заковано твое холодное сердце. Hyp? А теперь пришло время учиться, как ублажать своего господина и повелителя. — Он спрыгнул с ложа, увлекая ее за собой. — Сними с меня набедренную повязку.

— Но ты останешься голым, — ошеломленно сообщила Ронуин и тут же мысленно отругала себя за глупость.

— Вот именно, — хмыкнул он, расстегивая тонкую цепочку, обвивавшую ее бедра. — Ну же, красавица, к чему такая застенчивость? Или ты не знаешь, как выглядит мужское тело? Вряд ли тебя ждет сюрприз.

— Почему же? Ты постоянно поражаешь меня, повелитель, — призналась она, краснея.

— Повязка, — напомнил он.

Ронуин дрожащими пальцами ослабила узел и отложила в сторону кусок тонкой ткани, не забывая при этом держать глаза долу.

— Мне нравится такая скромность, Hyp, но ты должна без страха смотреть на копье, которое поразит тебя. Коснись его, красавица моя. Я хочу ощутить прикосновение твоих ручек.

Ронуин сжалась и поспешно спрятала руки за спину.

— Как! Ты ни разу этого не делала? Аллах! Аллах! Да ты в самом деле почти девственна. Hyp. Дай мне руку!

Подавшись вперед, халиф сжал ее запястье и положил горячую ладонь на свои чресла. Ронуин попыталась вырваться, но не тут-то было — он крепко держал ее, не позволяя убрать пальцы.

— Успокойся, моя красавица, и ласкай меня.

Она знала, что не должна этого делать, но искушение оказалось слишком велико. Ее всегда интересовала та часть тела Эдварда, которая входила в ее лоно, но она не могла набраться храбрости потрогать его плоть. И вот теперь чужой мужчина просит ее об этом, а она не в силах устоять, хотя он и убрал руку. Ронуин осторожно погладила его плоть, сомкнула пальцы чуть сильнее и ощутила, как она растет, становится все больше. Она уже не думала останавливаться: тяжело дыша, закрыв глаза, все гладила и гладила могучее копье.

Какое твердое и теплое!

— Вот так, красавица, — ободрял он. — Теперь подержи мешочек, в котором заключены драгоценности каждого настоящего мужчины. Видишь, какие они прохладные?

Ронуин медленно кивнула.

— Они наполнены семенем жизни, Hyp. Когда настанет время, я пролью его в тебя. А теперь перестань терзать меня, иначе я не смогу сдержать желания, а ты еще не готова принять мою страсть.

Отняв руку, она положила голову ему на плечо и удивилась, как сильно бьется ее сердце. Ронуин и сама не ожидала, что так разволнуется.

— Мужчины-христиане обычно считают, что все женщины — либо матери и жены, либо шлюхи, либо святые. Они не делятся секретами наслаждения со своими супругами в отличие от тех, кто поклоняется исламу. Правда, мы не ограничиваемся одной женщиной. Это неестественно для мужчины. Ни одна женщина не способна удовлетворить все желания мужчины.

— Мне сказали, у тебя три жены, повелитель.