Джульетта - Энн Фортье

Несколько часов я мечтала о том, чтобы завалиться спать, но теперь, оказавшись в номере с кроватью, принялась бегать из угла в угол, переживая, что Алессандро Сантини пробьет меня по полицейской базе и откроет мое темное прошлое. Меньше всего мне хотелось, чтобы кто-то в Сиене вытащил на свет старое дело Джулии Джейкобе и досрочно прервал мои поиски сокровищ.

Чуть позже, когда я позвонила Умберто сказать, что добралась нормально, он, должно быть, что-то угадал по моему голосу.

— Ничего не случилось, — ответила я на его расспросы. — Просто один «костюм от Армани» разнюхал, что у меня два имени.

— Он же итальянец, — разумно возразил Умберто. — А итальянец сквозь пальцы посмотрит на мелкое правонарушение, если нарушительница в красивых туфлях. Ты в красивых туфлях? Ты надела туфли, которые я велел тебе надеть? Принципесса?..

В отчаянии я посмотрела на свои шлепанцы.

— Мне хана.

Заснув, наконец, поздно вечером, я сразу увидела сон, который не повторялся уже несколько месяцев, но преследовал меня с самого детства. Во сне я бродила по роскошному замку с мозаичными полами и сводчатыми, как в церкви, потолками, проходя через лес массивных мраморных колонн, открывая одну позолоченную дверь за другой и гадая, куда подевались люди. Единственным источником света служили узкие витражные окна высоко над головой. Цветные лучи тускло освещали темные углы пустых громадных залов.

Бродя по замку, я чувствовала себя потерявшимся ребенком, но особенно пугало ощутимое присутствие иных существ, которые никогда не показывались. Если я останавливалась, они начинали перешептываться и толкаться вокруг подобно призракам. Но и эти эфирные создания тоже были в ловушке и метались в поисках выхода.

Только прочитав в старших классах шекспировскую пьесу, я поняла, что мои невидимые демоны шепчут отрывки из «Ромео и Джульетты» — не как актеры со сцены, но невнятно и со сдержанной силой, словно заклинания или проклятия.

I.IІІ

Через три часа проснется милая Джульетта.

Понадобились колокола базилики на пьяцца, чтобы меня разбудить. Через две минуты в дверь постучал диретторе Россини, справедливо решив, что я не могла не проснуться от такого звона.

— Извините! — Не дожидаясь приглашения, он втащил в номер огромный чемодан и пристроил его на подставку для багажа. — Вот, прислали для вас вчера вечером.

— Подождите! — Я отпустила дверь и запахнула гостиничный халат как можно плотнее. — Это не мой чемодан!

— Я знаю. — Вытащив фуляровый платок из нагрудного кармана, диретторе вытер со лба капли пота. — Это от contessa Салимбени. Вот записка.

— Что такое «contessa»? — полюбопытствовала я, принимая записку.

— Обычно, — с некоторым достоинством заявил Россини, — я не таскаю чемоданы. Но для contessa Салимбени…

— Она одолжила мне свою одежду? — Не веря глазам, я уставилась на лаконичное, написанное от руки письмо. — И туфли?

— Пока не прибудет ваш багаж. Он сейчас во Фриттоли.

Обладательница изящного почерка, Ева-Мария заранее сокрушалась, что платья будут сидеть на мне неважно, но, как писала она, все лучше, чем бегать нагишом.

С упоением рассматривая наряды из чемодана, я снова обрадовалась, что Дженис нет рядом. В доме тетки Роуз двум модницам было бы тесно, и, к вящему огорчению Умберто, я выбрала антимодный стиль. В школе Дженис осыпали комплиментами подружки, чья жизнь проходила под созвездием имен известных дизайнеров, а мне доставалось восхищение девчонок, проторивших тропку к секонд-хэнду, но лишенных чутья, чтобы купить то, что покупала я, и смелости это носить. Не то чтобы я не любила красивую одежду, просто не хотела показывать сестрице, что и я неравнодушна к своей внешности: ведь что бы я ни придумала, она и здесь легко превзошла бы меня.