Джульетта - Энн Фортье

Только описав полный круг и вернувшись к тому месту, откуда начали, стараясь игнорировать глумливые насмешки людей Кокко, наблюдавших за нами с презрительной иронией, брат Лоренцо, наконец, остановился и снова заговорил.

— Сиенский собор ориентирован с востока на запад, — переводил Умберто. — Со входом в западной стене. Это обычно для церквей. Логично предположить, что и крипта построена так же, однако в книге сказано…

— В какой книге? — снова вылезла Дженис.

— Да что у тебя, в попе не держится? — оборвала я сестру. — В какой-то книге, которую монахи читают в Витербо, ясно?

— В книге сказано, — продолжал Умберто, свирепо посмотрев на нас обеих, — что черная половина Девы является зеркальным отражением ее белой половины. Это может означать, что крипта, будучи черной, то есть подземной, половиной, ориентирована на самом деле с запада на восток, со входом с восточной стороны. В этом случае дверь, ведущая отсюда в усыпальницу, должна находиться в западной стене. Вы согласны?

Мы с Дженис переглянулись. Сестрица стояла как мешком огретая — в точности как я себя чувствовала.

— Мы понятия не имеем, как он до этого додумался, — ответила я Умберто, — но сейчас поверим во что угодно.

Услышав новость, Кокко отбросил окурок, красным огоньком мелькнувший в темноте, и подтянул рукав, чтобы видеть компас у себя на запястье. Как только бандит разобрался со сторонами света, сразу же начал очень громко раздавать инструкции.

Через минуту они уже разбирали пол в западной части пещеры, голыми руками вытаскивая из слежавшейся массы скелеты, у которых тут же обламывались конечности, и отбрасывали прочь, словно сухое дерево. Это было странное зрелище: мужчины в смокингах и лаковых туфлях ползали на четвереньках с фонариками на головах, нимало не боясь подхватить чуму от пыли и мельчайшего праха, поднявшегося в воздух от выдранных из высохших суставов костей.

Борясь с тошнотой, я отвернулась к Дженис, которую, казалось, совершенно заворожили эти раскопки. Поймав мой взгляд, она зябко передернула плечами и сказала:

— «Уйдем же из гнезда заразы, смерти, тягостного сна. Противиться нельзя нам высшей воле: надежды все разрушены».

Я обняла ее.

— Мне казалось, тебе нипочем не одолеть эти строки.

— Дело не в стихах, — сказала она. — Просто роль не для меня. Я никогда не была Джульеттой. — Она плотнее прижала к себе мою руку. — Я не способна умереть за любовь.

Я пыталась что-нибудь прочесть по ее лицу в неверном свете.

— Как ты можешь знать?

Она не ответила, но это не имело значения, потому что один из бандитов завопил из дыры, которую они рыли, и все подошли посмотреть, что случилось.

— Они нашли какую-то крышку, — указал Умберто. — Похоже, брат Лоренцо был прав.

В спорадически метавшихся лучах белого света было почти невозможно что-либо разглядеть, кроме самих бандитов, суетившихся в дыре как обезумевшие жуки.

Только когда они все вылезли, чтобы взять инструменты, я осмелилась направить мой фонарик в образовавшийся кратер, чтобы посмотреть, что они нашли.

— Смотри! — схватила я Дженис за рукав. — Там замурованная дверь!

На самом деле в стене пещеры виднелась заостренная кверху белая арка фута три высотой, но сразу становилось понятно, что когда-то это была дверная рама или, по меньшей мере, ее верхняя часть и что на самом верху вырезана мистическая роза с пятью лепестками. Дверь, однако, была заложена бурым кирпичом и кусками мраморных украшений. Те, кто надзирал за работой, предположительно в ужасном 1348 году, слишком торопились, чтобы заботиться о строительных материалах или ровной кладке.

Когда бандиты вернулись с ломами и дрелями и начали сверлить кирпич, мы с Дженис спрятались за Умберто и брата Лоренцо. Вскоре пещера ходуном ходила от оргии разрушения, а с потолка на нас градом сыпались мелкие обломки туфа.