Влюбись в меня - Дженнифер Арментроут (2018)

Слова Риса пронеслись у меня в голове, и я впервые за долгое время вспомнила о слушаниях по досрочному освобождению, о суде и обо всем, что случилось с того вечера до этого самого дня. Мне было сложно это признавать, но Генри ни разу не попытался оправдать свои действия. Не было ни дня, чтобы он не показывал свое раскаяние, причем это раскаяние казалось искренним. Помню, на суде он плакал. Не когда зачитали обвинительный приговор и не когда огласили его наказание, а когда он пересказывал события того вечера.

Генри плакал.

И тогда я ненавидела его за это. Я не хотела видеть его слезы и не понимала, почему он вообще плачет, если именно он покалечил Чарли. Но теперь я осознала, что дело было не только в этом. Все это время я винила себя и выплакала целое море слез. Думая о Генри, я всегда думала о своей роли в случившемся.

На мгновение я зажмурилась и попыталась представить, как бы Чарли отреагировал на то, что я собиралась сделать: был бы он расстроен этим или повернулся бы ко мне, чтобы сказать: «Ну наконец-то!». Я вздохнула, затем набрала напечатанный на визитке номер.

Внутри меня все сжалось. Раздался гудок, второй, третий. Мне захотелось забиться под груду одежды, валявшейся в шкафу. В конце концов включился автоответчик. Я не стала оставлять сообщение – что мне было сказать? Я даже не знала, что бы он сказал, если бы ответил. Я хотела встать, но снова ощутила порыв ветра. На этот раз он был гораздо сильнее и холоднее, словно у меня в шкафу была морозилка.

Чертовски странно.

Положив телефон на пол, я поползла на коленях вперед, разгребая одежду. Ветер никак не мог дуть с улицы, потому что шкаф упирался в стену, которая выходила на лестницу, ведущую на второй этаж. Может, он дул из фойе? Потянувшись, я дотронулась рукой до стены. Ее поверхность была прохладной, как я и ожидала, но почему-то она не показалась мне… твердой. В отличие от остальных стенок шкафа, она была сделана словно из фанеры, которую пускали на изготовление дешевых книжных стеллажей, не выдерживавших никакого контакта с водой. При ближайшем рассмотрении я даже заметила трещину на стыке этого хлипкого дерева с настоящей стеной. Деревянная вставка доходила почти до потолка – полметра шириной и метра полтора высотой.

Что, вероятно, объясняло все сквозняки.

Я надавила на фанеру и ахнула, когда она с легкостью поддалась. Передо мной оказалось свободное пространство.

– Твою мать, – пробормотала я, вспоминая о потайных ходах и коридорах, о которых Сильверы рассказывали мне, когда я только въехала в эту квартиру. Тогда я им не поверила или подумала, что все ходы закрыли при реставрации.

Любопытство одержало верх. К тому же мне отчаянно хотелось отвлечься. Сквозь открывшееся отверстие мог протиснуться любой человек – достаточно было лишь немного наклониться и повернуться боком. Я пролезла внутрь и оказалась в темном, пропахшем плесенью помещении, которое освещалось лишь скудным светом, проникавшим из моей спальни.

У меня почти получилось выпрямиться в полный рост. Рису пришлось бы стоять там, согнувшись в три погибели. В воздухе летало столько пыли, что я постаралась не делать глубоких вдохов. Видимо, я стояла под лестницей.

О боже.

Я вспомнила о том старом фильме – «Люди под лестницей» – и поежилась. Было жутко. Медленно повернувшись влево, я поняла, что в этом тесном помещении тоже была лестница. Держась обеими руками за стены, я осторожно пошла по ступенькам. Они были узкими и высокими. Я и представить не могла, как кто-то мог ходить по ним, не ломая себе шею, если только он не знал здесь каждый уголок.

Лестница уперлась в другую потайную дверь, такую же, как у меня в шкафу, – размеры были те же. Я надавила на нее, и она беззвучно отворилась.

И открылся другой шкаф, вот только обычным гардеробом его было не назвать. Там не было ни одежды, ни плечиков, ни дверей. Ничто не мешало мне осмотреть комнату. Словно в трансе я пошла вперед.