Поезд до станции детство - Надежда Волгина (2013)

— Ты кем работаешь? — спросил у девушки Андрей.

— Учителем, однако, — рассмеялась она, — русский язык и литература.

— Теперь понятно, почему у тебя так ловко получается уговаривать. А почему не бухгалтером? Из детдома ведь ведут две дороги: в училище или в бухгалтерию.

— А я с ними боролась, — ответила Алина, — когда они подготовили мне документы для поступления в училище после восьмого класса, я пригрозила, что буду писать в вышестоящие инстанции. И победила. Они разрешили мне закончить десять классов и поступать в пединститут.

— Ты всегда была настойчивой. Ладно, пошли. Наверное, пора забыть детские обиды.

Андрей засомневался, а правильно ли он вел себя все эти годы? И при чем тут его друзья? Они-то в чем виноваты? Он почувствовал, как в душу заползают угрызения совести, что так долго считал директора детдома настоящей злодейкой. Как ни странно, немного полегчало. Он уже не считал ошибкой свой приезд в Россию.

Когда друзья подходили к детдому, Андрей разглядел вдалеке небольшой белый домик. Баня! Образы, навеянные воспоминаниями, отвлекли его от действительности.

Пятница — банный день. В четыре часа моются девочки, а в пять — время мальчиков. До бани идти метров двести. В любую погоду, зима ли, лето, нужно идти. Тесный предбанник, где оставляешь вещи, потом небольшая комнатка с кранами в стенах и длинным рядом деревянных скользких лавок. Набираешь воду в тазик, ставишь на лавку и начинаешь мыться. Куча одинаково голых мальчишек, разного возраста, сосредоточенно намыливают себя мочалками, трут друг дружке спины, окатывают водой из тазиков…

Андрей даже сейчас помнил то ощущение, когда проводишь пальцем по чистой коже и слышишь характерный скрип. И запах простого дешевого мыла — запах чистоты.

И вот они чистые и распаренные мчатся обратно. Даже зимой умудрялись бегать с непокрытой мокрой головой. Натянешь пальто на голое тело, на босые ноги обуешь теплые бурки. На голову, в лучшем случае, накинешь полотенце. И бежишь, только ветер в ушах свистит, да под мышкой чувствуешь вещи, которые крепко прижимаешь к себе, чтобы не растерять. Мишка с покрытыми инеем черными кудрями и распекающая его Алинка, за то что бегает по морозу без шапки. А он только смеется, тряся головой, и мелкие кристаллики разлетаются в разные стороны…

Андрей посмотрел на Алину, которая молча шла рядом. А ведь ей тоже пришлось тяжело. Уже тогда он замечал, что любит она Мишку, по-детски самозабвенно, но любит. Сколько слез пролила после его исчезновения? Никто не знает. Скрытная очень. Наверное, только подушка стала свидетелем ее горя. Почему именно сейчас подобная мысль пришла в голову? Как он раньше мог думать, что другие не испытывают ничего подобного? Какой слепой мальчишеский эгоизм!

— Послушай, — обратился Андрей к Алине, — а баба Марфа жива?

— Что ты?! Умерла через два года после той истории. Прямо в часовенке ее и нашли. Лежала в обнимку с иконкой. Знаешь, говорят, с улыбкой на губах умерла. Видать, счастлива была в момент смерти.

— А ты, значит, часто сюда приезжала?

— Сначала очень часто. Первые два года — каждую пятницу. Ездила на одном и том же автобусе. Водитель уже знал меня и денег не брал за проезд. Зинаида Сидоровна разрешала оставаться ночевать здесь. Мы тогда с ней много разговаривали, обо всем. Не знала я ее раньше, какая она была. У нее ведь нет семьи. Ее семья — это детдом. Им и живет. А строгая такая потому, что людей хочет вырастить из своих воспитанников. Конечно, иногда мне кажется, что чересчур строга, но это ее методика. Значит, по-другому не умеет.

— А у тебя есть семья? — аккуратно поинтересовался Андрей.