Донор - Лаванда Риз

— Марк… — всхлипываю я, глядя на отъезжающую машину. Я сжимаю кулаки в унисон моему сжимающемуся сердцу, провожая глазами, ударившегося по газам Марка. И только потом поворачиваюсь в сторону топчущегося Кита. Я ещё не знаю рада я его видеть или нет. Странно, что больше не ёкает, не хочется, визжа броситься на шею, те бабочки уже рассыпались прахом. Именно в этот момент я так чётко почувствовала свою душу и где на самом деле находится моё сердце, вернее с кем. Это невозможно описать, человек, с которым столько лет была связана твоя жизнь, за которого ты собиралась замуж, которого любила больше всего на свете, чью трагическую гибель пережила как свою собственную … вдруг стоит перед тобой во плоти, жив здоров, а ты больше не испытываешь ничего кроме горечи… Потому что теперь, глядя на него, я помню лишь как убивалась за ним после его смерти, как попала в больницу с приступом его мать, а я сидела у её кровати, держа её за руку, считая, что моя жизнь тоже кончена. Как вытаскивала себя за шиворот из своей депрессии, как решила родить ребёнка, потому что мне нужна была цель. Пока не встретила Марка.

— Наверное, нам и правда нужно поговорить, — сдержанно приглашаю его в дом. У меня даже нет желания к нему прикоснуться. И я, наверное, отпрыгну в сторону, если он вдруг решит взять меня за руку. Но Кит понимает, какой произвёл эффект своим появлением, поэтому мы садимся даже не рядом, а напротив друг друга.

— Как ты узнал мой адрес?

— Твоя мама рассказала, — поедает он меня глазами.

— Ах, вот почему эта старая партизанка так упорно выясняла, где именно я живу, — киваю я, но я всё ещё в прострации. — Они давно знают о тебе?

— Нет, я получил приказ об увольнении всего неделю назад. Теперь я обычный гражданский. Первые дни всё думал, как показаться, чтобы у родителей сердце выдержало, наблюдал издали, готовился морально. Поверь, мне тоже тяжело, Мэл, от меня тогда ничего не зависело, — с раскаяньем хмурится Кит, он волнуется, я вижу это по тому, как он сжимает руки, как дёргает кадыком. — Объект был секретный, испытания провалились, моему командованию пришлось заметать следы. Это армия, я не мог не подчиняться приказам. Знаю, это чудовищно несправедливо по отношению к вам…

— Как твои родители восприняли? Всё хорошо? — перебиваю его. Не знаю, что со мной происходит, почему мне кажется, что этот человек совершенно для меня чужой.

— Мама долго плакала, у отца сердце слегка начало шалить, но в целом, они на седьмом небе от счастья…

— Да уж, счастье то, что твоя мать тогда пережила сердечный приступ, иначе принёс бы сейчас цветы на могилку, как она носила их тебе почти каждый день, но тебе и твоему командованию ведь на это насрать! — снова перебила я его, раздражаясь. — И то, что я сходила с ума, задыхаясь от слёз! Но какое там, ты ведь не мог нарушить приказ! Эта твоя чёртова карьера военного чуть не стоила нам жизней. А я ещё хотела родить ребёнка из твоей замороженной спермы, чтобы о тебе осталась память! Надо кстати, вернуть тебе доверенность на твою генетическую пробирку, мне она уже ни к чему.

— Мэл… — попытался вставить слово Кит, но мне почему-то больше не важно, что он скажет.

— Быть живым, конечно, намного лучше, чем погибшим, — теперь меня начинают душить запоздалые слёзы. — Я счастлива, что ты жив, и что тебя впереди ожидает масса событий и встреч, и что теперь ты поймёшь, что на гражданке жить даже сложнее, здесь никто не отдаёт тебе приказов, ты всё решаешь самостоятельно. Я два года не могла прийти в себя и вот последние пару месяцев я, наконец, ожила, я счастлива и тебе в моей жизни места больше нет, — мне не хорошо рядом с ним, продолжая плакать, я хочу чтобы он ушёл.

— Мэлани, я понимаю, какой это для тебя стресс. Мне очень жаль, что тогда обстоятельства сложились именно так и вы пострадали из-за моей службы, но не стоит решать сгоряча, под настроение, запутавшись в эмоциях.