Черная пантера - Барбара Картленд

Спустя несколько мгновений я оказалась напротив двери в квартиру номер тридцать. Я остановилась, чтобы перевести дух. Потом, придя к выводу, что отступать поздно, так как я уже скомпрометировала себя, я нажала на кнопку звонка, который располагался над почтовым ящиком. Резкий звонок, прозвучавший в квартире, заставил меня вздрогнуть. Я ждала. Едва я подумала, что никого нет дома, как дверь медленно открылась. Я увидела невысокую женщину, которая опиралась на палочку и смотрела на меня.

— Да? — проговорила она.

— Мадам Мелинкофф дома? — спросила я.

— Мадам Мелинкофф — это я, — ответила она.

— О! — воскликнула я, не найдя других слов, чтобы выразить свои чувства.

— Вы хотели видеть меня? — спросила она, по-видимому удивленная или моим видом, или моим молчанием.

— Да, если вы будете так любезны и уделите мне немного времени, — запинаясь, проговорила я.

— Заходите.

Я прошла в узкий коридор. Она закрыла дверь и направилась в крохотную гостиную, где были собраны вещи, вид которых сначала озадачил меня.

Там было множество медных и серебряных чаш и подносов; украшений из кварца, нефрита и мыльного камня; диванных подушек из индийского шелка. На небольших столиках, покрытых яркими скатертями, стояли всевозможные безделушки: статуэтки, шкатулки, колокольчики, пепельницы и различные поделки из слоновой кости. На стенах, на столах, на камине — везде были фотографии. Мужчины, женщины, дети, группами или поодиночке. Фотографии были подписаны; все, кто был изображен на снимках, улыбались ослепительными улыбками.

«Звезды театра», — подумала я. Мадам Мелинкофф предложила мне сесть в небольшое кресло, а сама опустилась на стул напротив меня и выжидательно взглянула на меня.

Теперь, когда у меня появилась возможность рассмотреть ее, я обнаружила, что она гораздо старше, чем мне показалось сначала. Однако ни совершенно седые волосы, ни глубокие морщины вокруг глаз не могли скрыть ее, привлекательности. Не вызывало сомнения, что в юности мадам Мелинкофф была красива. Несмотря на старческую слабость, она держалась очень прямо, и я догадалась, что в молодости у нее была великолепная фигура.

У меня уже не было времени что-либо придумывать, поэтому я сразу же выложила ей всю правду.

— Надеюсь, вы простите меня за мою назойливость, — нервно проговорила я, — но мне очень хотелось познакомиться с вами.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказала она. — Не могли бы вы объяснить причину?

— Я хотела, чтобы вы рассказали мне о своей дочери, Наде, — ответила я.

Ее лицо смягчилось, в глазах появилось печальное выражение.

— О моей дочери Наде! — тихо повторила она. — Зачем вам это надо? Вы знали ее? Нет, я говорю глупости — ведь вы так юны.

Я колебалась. Внезапно я поняла, что единственный способ узнать то, что меня интересует, — это быть абсолютно откровенной.

— Меня зовут Гвендолин Шербрук, — сказала я.

— Я выхожу замуж за Филиппа Чедлея.

Мадам Мелинкофф замерла. Ее глаза пристально смотрели на меня.

— Это он послал вас? — спросила она. Я покачала головой.

— Сэр Филипп даже не подозревает о том, что я собиралась к вам, — ответила я. — Я буду откровенна, мадам Мелинкофф. Я слышала о вашей дочери, но не от своего жениха. Не могли бы вы рассказать мне о ней? Понимаете, он так сильно любил ее — а для меня очень тяжело выходить замуж за человека, ничего не зная о женщине, которая сыграла такую важную роль в его жизни.

— Сэр Филипп всегда относился ко мне с большой заботой, — проговорила мадам Мелинкофф.

— Он несчастлив, — сказала я, — но я хочу сделать его жизнь счастливой.

Она отвела от меня глаза. Я обратила внимание, что ее пальцы судорожно сжали костяной набалдашник ее трости.

— Мне трудно понять, что вы хотели бы знать.