Дикарь - Данелла Хармон

Сегодня они с Блэкхитом сидели в огромной столовой герцога, неторопливо потягивая портвейн и наслаждаясь звуками скрипичного концерта, который исполнял для них собственный квартет музыкантов герцога. Столовая была великолепна. Там были колонны, украшенные орнаментом из лепнины, картины итальянских мастеров на стенах, а высокий потолок, украшенный фризом, был расписан изображениями Бахуса и других богов. Фоксу очень нравилась эта комната, но не из-за ее богатого убранства. Он был влюблен в один из портретов, который висел над дверью, и, сидя за столом, обожал глядеть в озорные глаза изображенной на нем красавицы. Не имело значения, что леди Маргарет Сифорд жила и умерла почти два века назад. Фоке все равно любил смотреть на нее.

Он смотрел на нее и сейчас, пока слуги убирали со стола остатки их трапезы. Жаль, что таким изысканным ужином — жареным фазаном, фаршированным изюмом и абрикосами — смогли насладиться только он да Люсьен. Ужин был божественным. Но Гарет уехал, а Эндрю и Нерисса, которые не разговаривали с его светлостью, пожелали ужинать каждый в своей комнате.

В замке Блэкхит подобная ситуация была обычной.

— Послушай, Люсьен, положение весьма непростое, — задумчиво сказал Фоке, выбирая кусочек стилтона[6] с подноса с сырами, который предложил ему лакей.

Он рассеянно осмотрел его, прежде чем отправить в рот. — Ты позволил девушке оставаться здесь достаточно долго, чтобы Гарет успел влюбиться в нее, а потом, когда он в очередной раз рассердил тебя, что неизбежно должно было случиться, ты прогнал ее. Это жестоко, друг мой! Как можно использовать бедную девушку, чтобы наказать своего брата? Нет, такое бессердечие на тебя не похоже. Поэтому я могу лишь предполагать, что ты что-то затеваешь, хотя что именно, пока не догадываюсь. — Он искоса взглянул на Люсьена. — Ты уверен, что она и есть та самая девушка, от которой потерял голову Чарльз?

Люсьен, откинувшись на спинку стула, с улыбкой смотрел на музыкантов.

— В этом у меня нет ни малейшего сомнения.

— А как насчет ребенка?

— Девочка как две капли воды похожа на своего отца.

— И ты тем не менее отослал их прочь. — Фоке покачал головой. — О чем ты думал?

Герцог взглянул на друга и в притворном удивлении высоко поднял брови.

— Дорогой Роджер, ты должен бы лучше знать меня.

Неужели ты думаешь, что я мог бы действительно их выгнать?

— Но так сказала мне твоя сестра, когда я приехал.

— Это я хотел, чтобы она так думала, и оба моих брата тоже, особенно Гарет. — Он отхлебнул портвейна и покружил в руке бокал, задумчиво глядя на его содержимое. — Кстати, Роджер, если хочешь знать, то я не отсылал девушку отсюда. Я всего лишь сделал ее пребывание здесь таким неуютным, что у нее не было желания остаться.

Фоке любезно улыбнулся:

— Разве это что-то меняет?

— Несомненно. Она сама приняла решение уехать, а это означает, что не пострадает ее гордость и она сохранит ко мне если не любовь, то элементарное уважение.

Это мне может пригодиться в будущем. Гарет полагает, что я ее прогнал, а значит, страшно зол на меня. Что из этого следует? Она уезжает, он мчится за ней следом, то есть делает именно то, на что я рассчитывал. — Он усмехнулся. — Хотел бы я видеть их лица, когда он найдет ее и оба они поймут, что я все это подстроил…

— Люсьен, твои глаза горят таким коварным блеском, что я склонен думать, будто ты замышляешь что-то совершенно дьявольское.

— Правда? В таком случае мне надо научиться более искусно скрывать очевидное.

Фоке пристально посмотрел на друга:

— Все ужасно запутано, но, наверное, это тоже соответствует твоим намерениям. Ты знаешь, что это ребенок Чарльза, однако почему-то не признаешь девочку, несмотря на то что Чарльз настойчиво просил тебя стать ее опекуном.

— Все очень просто, Роджер. Мне нет необходимости быть ее опекуном, потому что Гарет, судя по всему, удочерит ее.

Адвокат прищурился.