Неукротимая Анжелика - Анна Голон, Серж Голон

Начальник белых евнухов шепотом пережевывал цифры. Одержимый желанием выиграть приз Риом Мирза крикнул:

— Десять тысяч пиастров!

Воцарилась молитвенная тишина. Анжелика глянула туда, где сидели мальтийские рыцари. С улыбкой на суровых губах дон Хозе поклонился ей.

— Почтеннейший шейх, — сказал он, — помнится, последний имам великого государя проповедовал самую строгую экономию? Я отдаю честь состоянию султана, но десять тысяч пиастров — это ведь цена экипажа галеры?

— Султан султанов может пожертвовать одной из своих бесчисленных галер, если на то будет его высочайшее соизволение, — сухо парировал кавказец, победно глянув на евнуха Шамиль-бея, чье лицо старой доброй женщины выражало беспредельную грусть. Верховный евнух Солимана-Аги был бы так горд, если бы привез своему господину эту драгоценную и необычную рабыню! Но он сам управлял казной своего блистательного повелителя, а потому лучше других знал, что в ней есть. И так уже он упрекал себя за то, что превысил свои возможности.

Тишина становилась гнетущей. Анжелика вдруг почувствовала на плечах ловкие руки молодого евнуха, снявшего покрывало, облекавшее грудь. Она оказалась обнажена до пояса, бледная под янтарным пламенем свечей. От внезапного испуга мелкие капельки пота усыпали кожу, придав ей перламутровый блеск.

Она отступила на шаг, но евнух уже убрал булавки, и волосы золотым каскадом хлынули на плечи. Инстинктивным жестом она подняла руки, как каждая женщина, заметившая, что внезапно распустился шиньон, и попыталась удержать шелковистую массу. В этом безотчетном движении она открыла крепкие, совершенной формы груди и явила исполненное потаенной прелести зрелище женщины, занятой своим туалетом.

По залу пробежал ропот. Итальянский корсар длинно выругался. Волна возбуждения и похоти всколыхнула это скопление кафтанов, мантий и мундиров.

Евнух Шамиль-бей решил, что его повелитель простит ему расточительность ради такого сокровища, и крикнул:

— Одиннадцать тысяч пиастров!

Старый суданский купец поднялся и произнес, как молитву, длиннейшую фразу. Эривян перевел:

— Одиннадцать тысяч пятьсот пиастров от бедного старца, который рискует всем своим достоянием во имя этой жемчужины, ради которой шейхи Аравии, раисы Эфиопии, суданские князья и даже повелители далекой земли Кампар в Африке будут сходить с ума.

Снова воцарилась тишина. С ужасом смотрела Анжелика на старого негра из дальних стран, который дерзостно отважился обойти двух столь могущественных покупателей.

Мальтийский рыцарь опустил длинные темные ресницы:

— Двенадцать тысяч пиастров, — молвил он.

— Тринадцать тысяч! — закричал Риом Мирза.

И снова испанец прибег к иронии:

— Вам кажется, что султан будет вам благодарен, если вы его разорите? Беспорядок в его финансах ни для кого не является тайной.

— Я говорю не от имени султана, а от моего собственного, — отвечал черкес. — Я хочу эту женщину.

Его черные глаза вперились в Анжелику.

— И в том, и в другом случае не рискуете ли вы головой? — настойчиво переспросил рыцарь.

Вместо ответа шейх нетерпеливо повторил:

— Тринадцать тысяч пиастров!

Дон Хозе вздохнул:

— Пятнадцать тысяч пиастров.

Раздался шепот. Шамиль-бей молчал, его грызла неуверенность. Надо ли подвергать расстройству свой бюджет на многие месяцы, чтобы, поддавшись искушению тщеславия, подарить гарему Солимана-Аги эту редкую жемчужину?..

— Шестнадцать тысяч! — крикнул Риом Мирза.

Но видно, и он начал ослабевать: ему пришлось стянуть каракулевую шапку и промокнуть вспотевший лоб.

— Кто больше? — прокричал оценщик и повторил призыв на многих языках.