Неукротимая Анжелика - Анна Голон, Серж Голон

— Кого вы привели, господин граф?

— Соотечественницу, Люка. Французскую пленницу, улизнувшую от своего хозяина.

Бывший лакей откликнулся в точности так, как и его бывший хозяин:

— Господи всемогущий! Зачем она это сделала!

— Женский каприз, Люка. Но дело сделано. Теперь ты ее спрячешь.

— Я, господин граф?

— Да, ты. Ты же знаешь, что я — лишь бедный раб, который делит тростниковую циновку с двумя хозяйскими собаками, не имея даже своего уголка на дворе. Ты же — человек, добившийся многого. Ты ничем не рискуешь.

— Ну да, кроме костра, креста, стрел, крючьев, погребения заживо или побивания камнями. У новообращенных, которые скрывают у себя беглых христиан, есть из чего выбирать.

— Ты отказываешься?

— Да, отказываюсь.

— Я всыплю тебе сотню палочных ударов!

Собеседник с достоинством запахнулся в плащ:

— Не забывает ли господин граф, что раб-христианин не имеет право поднять руку на мусульманина?

— Ну, подожди чуть-чуть! Вот вернемся домой, и ты получишь такой пинок в зад, какого еще не видел! Да вдобавок я сдам тебя инквизиции, а уж она спалит такого мошенника заживо… Ну-ка Люка, у тебя нет чего-нибудь вкусненького для меня? А то с утра я разжился только горстью фиников да кружкой чистой воды. И я не знаю, питалась ли сегодня эта дама чем-либо, кроме своих слез.

— Все готово, господин граф. Я предвидел ваш визит и приготовил… угадайте что?.. ваше любимое… слоеный пирог!

— Слоеный пирог! — воскликнул бедный раб с жадным блеском в глазах.

— Тихо! Располагайтесь. Вот только отошлю рассыльного, закрою лавочку и буду к вашим услугам.

Он зажег свечу, вышел, но вскоре вернулся со склянкой вина и серебряной сковородкой, от которой исходил аппетитный запах.

— Я сам изготовил тесто, господин граф, на верблюжьем масле. А крем — из молока ослицы. Это, конечно, не настоящие масло и молоко, но надо пользоваться тем, что есть. У меня не было фрикаделек из щуки и шампиньонов, но я подумал, что маленькие лангусты и плоды капустной пальмы заменят их. Если сударыня маркиза доставит себе труд отведать…

— Этот Люка, — произнес растроганный граф, — кулинар, каких мало. Он может все. Твой пирог великолепен! Я подарю тебе сотню экю, старина, когда мы вернемся домой.

— Это было бы хорошо, господин граф.

— Без него, сударыня, я был бы уже мертв. Не то, чтобы мой хозяин Мохаммед Селиби Садат плохой человек, и тем более — моя хозяйка. Но они скуповаты и питаются сущими пустяками. Это не для человека, которого заставляют заниматься тяжелой работой. Я не говорю уже о переноске воды и дров. Но мусульманки слишком падки на христиан. Коран должен бы это учитывать. С другой стороны, надобно признать, что тут есть и некоторые преимущества.

Анжелика яростно поглощала пищу. Бывший лакей откупорил бутылку.

— Это мальвазия. Я нацедил несколько капель из бочонков, которые Осман Ферраджи приобрел для гарема марокканского султана. Только подумать, господин граф, что оба мы из Турени, а нас заставляют пить ключевую воду или мятный чай — какое падение! Надеюсь, это маленькое возлияние не навлечет на меня гнев Верховного евнуха. Вот у кого глаз наметан… Ну и мужчина! Впрочем, когда говорю «мужчина», это я так… Никак не привыкну к этим созданиям, которые кишат в здешних местах. Когда он приходит, мне случается называть его сударыней. Но глаз у него цепок, поверьте мне. Кого-кого, а его не проведешь относительно качества и количества товара.

Имя Османа Ферраджи перебило Анжелике аппетит. Она отставила маленькую серебряную чашечку. Тревога вновь овладела ею. Граф де Ломени поднялся, сказав, что хозяйка уже заждалась. Его засаленная куртка, вся в лохмотьях, плохо вязалась с манерами молодого щеголя, каким он остался, несмотря на тяготы плена и аравийское солнце. Он обернулся к Анжелике и, разглядев ее получше при свете свечи, воскликнул:

— Боже, вы восхитительны!