Твои нежные руки - Розмари Роджерс

Лондон все еще ликовал по поводу июльской победы Веллингтона в сражении при Саламанке. Армию Наполеона выбили из испанского города. Празднества в честь полководца устраивались в Уайтхолл-Чепл, хотя граф Деверелл предпочел бы уклониться от пышной церемонии. Его представления о войнах и людях, стоящих за ними, радикально изменились за последние три года. Теперь он мыслил куда шире и циничнее, искренне считая безнравственной всякую шумиху вокруг кровавых сражений, в которых сотнями гибнут солдаты.

Правда, его суждения отнюдь не разделялись парламентом и обычными людьми, ни разу не стоявшими на горящей палубе фрегата королевского флота его величества в тот момент, когда рушились мачты и очередное пушечное ядро уносило жизни несчастных матросов. Но куда хуже были рукопашные схватки под беспощадным испанским солнцем, бесконечные переходы по горам и пересохшим равнинам, пока джентльмены, с Уайтхолла[4] спорили о каждом пенсе и шиллинге. И его не утешали ни звание героя, но то, что он сумел уцелеть, ни теплый прием столицы.

Поэтому Холт решил посетить клуб, чтобы немного успокоиться и забыться за карточным столом, где играли в вист или фаро. Куда предпочтительнее идиотских речей, призванных подогревать патриотизм и возбуждать благодарность за то, что еще находятся люди, готовые умереть за право Англии карать все, что считалось несправедливостью.

Что ж, он готов согласиться с этим… но не сразу. После невыносимой жары, вони, запаха крови и бесчисленных смертей Холт был не прочь предаться разврату. Немного развлечений не повредит!

Ночные тени окутали узкие улочки и служили прикрытием для тех, кто не хотел быть узнанным при посещении неприметного дома в узком лондонском переулке. На легкий стук в обшарпанную дверь приоткрывался «глазок», и привратник определял, можно ли впустить посетителя. Если удача улыбалась пришедшему, он оказывался в роскошном игорном зале, где мелькали знакомые лица членов высшего общества и иностранных дипломатов. Большинство дам носили модные, украшенные драгоценными камнями маски с вуалями, почти не скрывавшими тонких черт, зато позволявшими вести себя куда свободнее, чем полагается в свете.

Холта встретила сама мадам маркиза, худая, не имеющая возраста женщина с разрисованной физиономией, увешанная драгоценностями.

— Милорд Брекстон, как приятно вновь видеть вас! — хрипловато выговорила она. Свет играл на алмазных заколках в высоком парике: пристрастие, с которым она никак не желала расстаться.

— Я счастлив, мадам Л'Эгль, — пробормотал Холт, склоняясь над ее рукой. Мадам, гортанно засмеявшись, показала на игорные столы.

— Как видите, ваш друг лорд Карлтон все еще здесь.

Вероятно, ожидает вас.

Да уж, Стэнфилл знает его лучше остальных!

Холт с мрачной улыбкой вошел в салон, где густо висел голубой дымок. Пройдя мимо обтянутых зеленым сукном столов, он направился в дальний конец комнаты. Словно почувствовав его присутствие, Дэвид поднял голову:

— Ты опоздал. Я сижу здесь уже несколько часов.

— Я так и заметил, — сухо усмехнулся Холт, кивнув на горку монет и полупустой бокал. На плече Стэнфилла висела почти голая девица. Левая обнаженная грудь чуть касалась его уха. Она улыбнулась вновь прибывшему без малейшего смущения, словно находилась в светской гостиной, и легонько провела ладонью по волосам виконта. В ответ Стэнфилл обвел языком тугой нарумяненный сосок, превратив его в острый камешек, и вновь обратил взор на карты.

Сверху, с закрытой галереи, доносились звуки музыки; вездесущие лакеи молниеносно заменяли бокалы бренди и шампанского по мере их опустошения. «Клуб адского проклятия» вполне заслуживал свое название и оправдывал репутацию гнезда разврата. Ставки были высоки, книга пари — такая же толстая, как в «Уайте», где по самым тривиальным поводам выигрывались и проигрывались целые состояния.