Я была первой - Катрин Панколь (2001)

От обилия соблазнов у меня слюнки текут, глаза разбегаются. Я не знаю с чего начать. Мое излюб­ленное лакомство – черепичное печенье – здесь вы­глядит особенно аппетитно: хрустящее, золотистое, с выступающими бороздками, длинными и тонки­ми, будто волны у парапета, с прозрачными кара­мельными жемчужинками и сахарной бахромой. Этот маленький шедевр имеет мало общего с чере­пичным печеньем из магазина, крупным и безвкус­ным. Здесь вообще все продумано: каждой твари по паре – я это быстро прикинула. Значит, мне полага­ется одно черепичное печенье. Возникает дилемма: приберечь ли мне его на закуску, когда во рту проч­но воцарится вкус кофе, или отведать прямо сейчас. Я решаю не спешить и начать с клубничной тарта­летки. Приняться за десерт первой я не смею: роль подчиненной обязывает.

Шеф тянется коричневыми пальцами к вожделен­ному блюду, роется, щупает, выбирает, наконец, хищ­но хватает оба черепичных печенья, пралине и шоко­ладный эклер и жадно отправляет в рот. Я столбенею.

– Знаете, детка, – продолжает он, смакуя мое закон­ное черепичное печенье, – мои сотрудники преданы мне душой и телом…

Свое тело я согласна была предложить только в обмен на что-нибудь стоящее. Под стоящим подразу­мевались не покровительство шефа, не продвижение по службе, не шуба, не брильянты и не поездка на ос­трова Бикини. Я хотела получить ценные сведения о своей душе, услышать как мне себя вести, чтобы проникнуться уважением к самой себе, понять кто я, откуда и куда мне плыть дальше. Я готова была пла­тить дань лишь тому, кто вернет мне ощущение цельности. Мне необходимы были новые данные, чтобы успешно продолжать начатое расследование, и приз полагался тому, кто сумеет их добыть.

Коричневым шефом правил серый сверх-шеф. При виде Серого Коричневый дрожал как деревце. У Серого были огромный кабинет с четырьмя окнами и двумя секретаршами, служебная машина, личный шофер и черный Лабрадор. Когда Серый смотрел на своих подчиненных, у него в глазах зажигался ого­нек, который, казалось, говорил: я за вами наблюдаю, ваша проблема мне ясна.

Однажды мы все собрались в его огромном каби­нете. Мужчины говорили, я сидела в сторонке. Вдруг один из коллег, мой ровесник, поворачивается ко мне и говорит, не стесняясь окружающих:

– Я забыл папку и фотографии у себя на столе. Сходи, посмотри!

И преспокойно продолжает рыться в бумагах. «Ни с места, – приказываю я себе, – ни с места. Он не имеет права так со мной обращаться. Я ему не прислуга. У него тоже две руки и две ноги – пусть сам идет. У нас равноправие.»

Он снова поворачивается и в изумлении смотрит на меня. Я сижу неподвижно. Он удивленно разводит руками, молча указывает мне на дверь, должно быть на тот случай, если я забыла дорогу. Сдаваться он не намерен. Воцаряется напряженная тишина, ритори­ческие вопросы повисают в воздухе. Все молча на­блюдают за исходом спора, древнего как сама жизнь.

Серый, Коричневый и все остальные не спускают с меня глаз. Девицы с интересом ожидают моей реак­ции. Хватит ли у меня храбрости держаться до кон­ца? Уволят меня или нет? Они в недоумении следят за каждым моим движением. Проходит каких-то не­сколько секунд, а мне кажется, что позади целое сто­летие или даже полтора. «Мы веками были у них в подчинении, – говорю я себе, – веками беспрекослов­но их слушались. Ни с места. Ни с места.»

А потом – встаю и иду к двери. Запомнить это на всю жизнь. Хранить в памяти вечно, чтобы больше такого не повторилось. А к чему, собственно? Я не­дотепа, кретинка, пустое место. Вот именно, пустое место. Конфетная обертка. Я себе противна до тош­ноты, готова сама себя растоптать, ненавижу себя лютой ненавистью. Если ты сама себя не принима­ешь всерьез, то чего же ждать от других? Ты не должна прогибаться перед мальчишкой своего воз­раста! Ты вообще ни перед кем не должна проги­баться, и точка! Лакейская душонка!