— А позже, — промолвил он, — когда, вычистив лошадь, я ткнулся в лагерь, палатка уже была прибрана, огонь разожжен, завтрак шкворчал на сковородке, а на веревке рядом с моими мокрыми носками висело умопомрачительно сексуальное дамское белье.

Линк взял руку Холли, потерся о нее щекой и, легонько сжав, отпустил.

— Ты даже не представляешь, сколь омерзительно бывает общение с какой-нибудь роскошной пустышкой.

— Не все роскошные женщины пустышки, — вскинулась Холли.

— Не помню, чтобы моя мать готовила что-нибудь, кроме несъедобной бурды, — презрительно фыркнул Линк.

Холли не успела возразить ему, поскольку откусила очередной кусок тоста.

— Мачеха была и того хуже, — между тем продолжал Линк. — Она никогда в жизни не поставила бы палатку, не говоря уж о рве на случай дождя. И я уверен, ни одна из них не покинула бы в грозу уютного гнездышка ради обезумевшей от страха лошади.

Холли закончила завтракать, не проронив ни единого слова. Линк был абсолютно прав относительно именно этих двух женщин. То же самое могла подтвердить и вся округа. Его отец неизменно женился на красивых, эгоистичных женщинах, целиком занятых только собой.

И что хуже, он не понимал, что его неудачи в браке пагубно отражались на детях, которые нуждались в любви и заботе хотя бы одного из родителей. Мартин Маккензи же всякий раз, когда его брак терпел неудачу, искал забвения в вине.

Линк и его младшая сестренка по отцу всегда были предоставлены самим себе и не видели вокруг ни тепла, ни ласки.

— Черт, — ощерился Линк, — ни одна из них не вышла бы из дома в такую погоду даже ради собственных детей. Зато обе готовы были голыми ползти через заросли кактусов в дешевую комнатенку в каком-нибудь облезлом мотеле.

Глаза Линка сузились от злости. Он смотрел куда-то поверх костра, с головой погрузившись в грустные воспоминания.

Холли поставила пустую тарелку и дотронулась до его обнаженного плеча.

— Ужасно, что ты так страдал из-за них, — сказала она.

Линк наклонил голову, щетина на его щеках немного царапала нежную кожу Холли.

— Все в прошлом, — ответил он.

— Разве? Ты до сих пор ненавидишь всех красивых женщин только за их красоту.

Линк поднял голову от ее руки. В уголках его рта залегла глубокая складка, означавшая крайнюю степень раздражения. Он явно не желал говорить на эту тему.

Однако для Холли разговор был крайне важен. Она понимала, что рано или поздно придется вернуться к нему.

Чем дольше она станет тянуть, тем хуже будет, когда Линк наконец узнает, что Холли и есть та самая Шаннон.

— Скажи, ты легче бы перенес эгоизм матери и мачехи, если бы они были уродинами? — тихо спросила Холли.

— Они не были бы столь эгоистичны, будь они уродинами, — отчеканил Линк так, словно говорил о какой-то общеизвестной, не требовавшей доказательств истине. К примеру, о том, что солнце садится на западе.

Холли хотела возразить, но вдруг ей в голову пришла отличная мысль.

По опыту она знала, что больнее всего ранят поступки, а не слова. Ей предстояло залечить раны, оставленные в сердце Линка матерью и мачехой. Холли решила собственным примером доказать Линку, что не все красивые женщины эгоистичны и жестоки.

«Я уже сделала первый шаг, — утешала она себя, задумчиво глядя в кружку. — Я помогла ему и позаботилась о его лошади».

Холли никогда не делала ничего специально для того, чтобы произвести хорошее впечатление. И случай с Линком не был исключением. Она не могла притворяться, скрывая свое истинное лицо.

Не составило труда убедить Линка в том, что она хороша собой и при этом добра. Гораздо сложнее будет примирить его с тем, что она фотомодель.

Опытные руки визажистов делали Холли необыкновенной красавицей, но жестокой она никогда не была.

Со временем Линк поймет это.

«Он прав, — подумала Холли. — Нам нужно перемирие. Нужно время, чтобы узнать друг друга получше».