Другое утро - Людмила Макарова

Дел хватило до пяти вечера. Ира придирчиво оглядела Ленкины владения и осталась довольна. Чистота, красота, пирогом пахнет, нет ничего лучше, чем возвращаться в такой дом. Но они не возвращались. Высоченные дубовые напольные часы высоким звоном пробили пять раз, и в этом звоне Ира не сразу различила другой – тоненький, дребезжащий. «Наконец-то!» – обрадовалась она и побежала открывать дверь. За дверью оказалось пусто, а тоненький звонок все дребезжал и дребезжал. «Телефон, ну конечно, телефон. Зачем им звонить в дверь? У Ленки ключ есть. Вот что значит не у себя дома, даже телефон звонит как-то странно». Ира бросилась к телефону в гостиной, испугавшись, что у вызывающей стороны кончится терпение, а вдруг это Ленка и ей что-то нужно?

– Да!

– Теть Ир, привет. А где мама? Она чего, и сегодня не приедет? – У Валерки ломался голос. Первую фразу он произнес густым и низким, вполне уже мужским голосом, а вторую – высоким и обиженным детским.

– Не «чего», а «что», – машинально поправила Ира.

Можно было бы предположить, что Ленка задержалась по пути, заехала к знакомой, попала в бесконечную пробку, угодила в аварию, в конце концов. С ее-то ездой! Но Ира не предположила. Вместо этого она неотрывно смотрела на диван и видела вчерашнюю картинку: Ленка в пушистом мышином свитере (серый – ее любимый цвет, цвет уверенных в себе людей) держит перед ней стакан с водой и спрашивает: «А сама-то ты что теперь будешь делать?» «У меня есть ты, – отвечает ей Ира. – Ты и Валерка». Валерка. Валерка! Почему она до сих пор стоит у телефона?

– Где тетя Маша?

– У нее же выходные, – удивленно протянул Валерка. – Ее мама до второго отпустила.

– Возьми трубку. Запри дверь и окна. Иди на второй этаж и жди меня. Я крикну снизу. Если что – сразу звони! – отчеканила Ира.

– Куда звонить? – загорелся Валерка, почуяв необычное. Мальчишке охота приключений.

– Куда-нибудь! – прикрикнула на него Ира. – Куда дозвонишься. Одноклассникам. В милицию. В «Скорую помощь». Все. Я сейчас приеду.

Как была, в старых вытертых джинсах, растянутой майке, шерстяных носках и шлепанцах, Ира вытащила из Ленкиного шкафа первую попавшуюся куртку, схватила в прихожей свою сумку с деньгами и документами и ринулась вниз.

На улице сплошной стеной лил дождь. Ирину вытянутую руку водители замечали, лишь выныривая к ней почти вплотную. Она зачем-то пропустила троих желающих подкалымить водителей и уселась только к четвертому, неприятному дядечке из тех, что всегда молчат и тщательно оберегают свои «копейки», не обращая внимания на спешку клиента.

Но она не замечала медлительности водителя. Как тогда, десять лет назад, на подходе к детской больнице, она уже знала, что случилось самое страшное. Что именно, она не знала, но точно знала, что случилось. С Ленкой. А может, и не только с Ленкой. Может быть, со всеми, кого она любит, кто ей дорог. Но сейчас нужно было сосредоточиться только на одном – на Валерке. Всю дорогу она думала только о Валерке. О том, какие у него мягкие рыжие волосы. О том, какие у него лукавые и смышленые голубые глаза в золотых ресницах. О том, какой он сентиментальный и впечатлительный, хоть и старается это скрыть. О том, что сейчас он, живой и здоровый, спокойно сидит у себя в комнате и пялится в телевизор. Живой и здоровый. Живой и здоровый.

Живой и здоровый Валерка открыл ей дверь и, увидев ее в длинной, не по росту, нубуковой куртке матери с темными влажными пятнами на плечах, в домашних шлепанцах и мокрых шерстяных носках, не на шутку перепугался.

– А где мама? – спросил тоненьким детским голоском. Все-таки он пока еще ребенок, для которого мир равнозначен маминому присутствию.

Ира подошла к нему поближе, притиснула его голову к своему мокрому плечу и погладила по волосам.

– Я не знаю, где мама, но она найдется. – И для верности подтвердила любимым аксеновским словом:

– Обязательно.