Другое утро - Людмила Макарова

Но оправдания уже не требовались, от реки шел такой свежий и пьяный дух, что Ира захлебнулась в щенячьем восторге, плавно скользнула в воду и распрямилась-расправилась, поплыла. Вначале было страшновато. Один берег оставался позади, до другого еще плыть и плыть, а что там, внизу, – неизвестно. А ну как протянется из темной глубины какая-нибудь клешня? Цап за ногу, и вниз… Но вода все нежнее обтекала тело, и страх ушел, оставив ее наедине с рекой. Ира потеряла ощущение времени, плескалась, плескалась и плескалась. То ныряла и кувыркалась, то вытягивалась в струночку и сливалась с течением, то откидывалась на спину и растекалась по поверхности воды. Не замерзла ни капельки, она никогда не понимала, как можно замерзнуть, купаясь в летней реке, но вспомнила про Аксенова.

Вылезать не хотелось. Оказалось, что на берегу уже темно, довольно ветрено и прохладно. Коряги, с которой она спускалась в реку, было почти не видно, пришлось плыть до последнего, а потом, прощупывая дно, на карачках ползти по скользким корням. Аксенов стоял на том же месте, где остался, когда она пошла в воду. Казалось, он не шелохнулся за все это время, только когда увидел ее ползание по прибрежным корням, подошел поближе и протянул руку.

– Здорово, – шумно вздохнула Ира. – Я как новорожденная, сейчас закричу от полноты чувств.

– Кричите, – без всякой интонации разрешил Аксенов и подал ей платье.

– Вы, наверное, из-за меня купаться не пошли?

Сторожили платье и сумку? – От удовольствия Ира растрогалась и преисполнилась признательности – Зачем же? Тут ничего такого особенно дорогого нет.

Разве что паспорт…

– Что? – не расслышал он, наклонившись за ее сумкой.

– Я говорю, зря вещи сторожили, лучше бы купаться шли. Такое блаженство!

– Я воды боюсь. С детства. У нас дом недалеко от реки, меня мальчишки с берега столкнули.

– А сколько вам было лет? – Ира, как полагается, проявила интерес к собеседнику и отошла за пышный ивовый шатер, чтобы переодеться. Белья с собой не было, надеялась, что успеет обсохнуть. Кто же мог предположить, что придется купаться ночью! Она нашла выход – сняла купальник и натянула платье прямо на голое тело. А купальником вытерла ступни, перед тем как сунуть их в босоножки. Даже пластиковый пакет в сумочке нашелся для мокрой, грязной, видавшей виды синтетической тряпочки. Все равно пора покупать новый, раз уж они с Максимом собираются на море. Странно, конечно, разгуливать без лифчика и трусов. Странно и непривычно. На такое способна только Ленка, в жизни не примерившая ни одного бюстгальтера. А Ире, и несмотря на платье, кажется, что раздета больше, чем в купальнике. Но, во-первых, платье длинное, во-вторых, уже совсем темно и невозможно разглядеть, что на ней нет белья, а в-третьих… А в-третьих, кому какое дело! Не будет же Аксенов на какой-нибудь оперативке докладывать, сам, дескать, видел – детская писательница Камышева ходит без трусов. Ира не сдержалась и тихонько засмеялась над такой картиной. Аксенов, который все это время вполголоса что-то рассказывал о своем детстве, обиженно спросил:

– Что тут смешного?

– Ой, извините, – спохватилась Ира и честно призналась:

– Я ничего не слышала.

– А над чем смеялись?

– Вы как Валерка, сын моей подружки. Мы часами можем с ней болтать на кухне, но стоит только расхохотаться, и Валерка тут как тут. Почему, мол, смеетесь, я тоже хочу. Приходится обманывать, не все же ему расскажешь.

– Меня не надо обманывать, – попросил Аксенов.

– Не буду, – пообещала Ира.

Когда они выбрались из ивняка на прибрежную тропку, в кармане у Аксенова затрезвонил телефон. Ну конечно, и этот, как Эдик, – деятель вселенского масштаба; не испросивши у него разрешения, и солнце не встанет поутру. Будет теперь с озабоченным видом целый час давать ценные указания. Но Аксенов неторопливо достал аппарат, открыл крышечку и сказал всего-навсего:

– Да. Нормально. Не надо. Хорошо.