Шелк - Кэтрин Николсон

– А может, попросить Грея? – с готовностью предложила Джули.

– Нет! – истерически вскрикнула Жанна. – Пожалуйста, не надо. – Заметив недоумение на лице Джули, она постаралась придать своему голосу твердость:

– Все будет в порядке. Я что-нибудь придумаю. Правда.

Жанна вернулась к себе в комнату. На полу стояла сумка, которую она так и не успела распаковать. О, если бы можно было просто взять ее и уйти отсюда! Тогда все проблемы решились бы сами собой. Фернан легко найдет ей замену, ведь Дженни появляется лишь в одной или двух сценах. Но где взять деньги для крыши? У Жанны заныло сердце. Грядущий понедельник пугал ее, как грозный призрак. Под ногами словно разверзлась пропасть. И никто не спасет ее от неизбежного падения.

Разве что… Жанна подняла голову. В душе шевельнулась слабая надежда. Попытка не пытка.

– Дженьюри.

Жанна резко обернулась. Вот он, тут как тут. Волосы взъерошены, на губах всегдашняя усмешечка. И такое выражение лица, будто человек каждый день летает в Ниццу и встречает рассвет в аэропорту Лазурного берега. За время разлуки Жанна уже успела забыть силу его обаяния. Эта широкая ирландская улыбка согревала даже прохладный утренний воздух. И Жанне вдруг страстно захотелось – что за нелепое желание? – очертя голову броситься в его объятия, зарыться лицом в мятую рубашку, от которой исходит аромат чистоты и свежести… Но она, хоть и с трудом, подавила это желание.

– Дион, ты должен объяснить мне, что значит быть падшей женщиной. Постарайся успеть к понедельнику.

– Ну-ну, Дженьюри. – Его глуховатый голос звучал так мягко и успокаивающе, что Жанне показалось, будто бурлившая вокруг толпа исчезла и они остались совсем одни. – С этим не стоит торопиться. Давай-ка сначала позавтракаем спокойно, как нормальные люди. Ведь теперь мы вместе.

– Я имею в виду не по-настоящему, а в кино, – поспешила объяснить Жанна, не зная, обижаться ей или чувствовать себя польщенной.

Стань она и в самом деле проституткой, Дион наверняка встретил бы это известие все с той же неизменной философской улыбкой. Дион вел ее, взяв под локоток, словно жену. Какое приятное ощущение – защищенности и уверенности в себе! Пока они пробирались к выходу, Жанна заметила, что и мужчины и женщины смотрят на них как-то странно. Она искоса бросила взгляд на своего кавалера. В этой толпе элегантно одетых европейцев он был похож на коренастого пони среди выхоленных чистокровных лошадей или на бутылку темного пенистого пива в соседстве с изысканными столовыми винами.

Но почему-то после его приезда небо казалось еще более синим, и мимоза цвела пышнее, чем раньше.

Они вышли на улицу, и на Жанну пахнуло ароматом магнолий. Почувствовав внезапную тоску по дому – острую, как голод, – она подумала, что, может быть, еще не поздно высадить в цветочный ящик гиацинты для №3.

Прогулявшись по извилистым улочкам старого города, они отыскали маленькое кафе (оно только что открылось) и уселись за белый столик. Над головами колыхался тент, разрисованный, как почтовая марка.

– Черный кофе для леди. А для меня все, что у вас есть, да побольше.

И ему принесли хрустящий, поджаристый, золотой, как солнце, хлеб, который умеют печь только на юге, завернутые в фольгу кусочки масла, абрикосовый джем и чашку с черными провансальскими оливками величиной с небольшую сливу. Наблюдая за Дионом, который с аппетитом расправлялся со своим завтраком, Жанна вдруг опять затосковала по дому. Их вечернее чаепитие возле камина, казалось, отошло в далекое прошлое. Тогда жизнь текла спокойно, никаких тревог и волнений. А Дион… Ведь это ясно как Божий день. Оливки интересуют его куда больше, чем романтические воспоминания. Он из тех людей, что живут сегодняшним днем.

– Ну-с, моя ночная бабочка! – Дион отодвинул тарелку, на которой высился могильный холмик из оливковых косточек, и облизал пальцы. – А теперь расскажи мне все по порядку.