Дикарка - Фабио Ланзони (2000)

– Как ты планируешь угнать машину, даже если ты ее найдешь? Как ты ее заведешь? Об этом ты подумал?

– Позволь, я как-нибудь сам с этим справлюсь.

– Поверь мне, я уже об этом подумала. Я не большой специалист крутить заводную ручку.

– Что ты говоришь!

Марко зашагал к ферме, и у Лии не осталось другого выбора, кроме как чуть ли не бегом следовать за ним.

Они были почти у скотного двора, когда Лия споткнулась о корень и полетела вперед…

Сильные руки не дали ей упасть на землю.

Руки ее обвили его шею, голова прижалась к мощной мускулистой груди, тела их тесно прижались друг к другу. Лия почувствовала, как он мгновенно напрягся, словно ожил от этого прикосновения тел, которое, кто знает, может быть, пробудило в нем те же глубоко спрятанные чувства, что и в ней.

Лия чувствовала, как неистово забилось ее сердце и как все ее тело охватывает дрожь, пока они стояли, держа друг друга в объятиях.

Несколько мгновений они простояли в молчаливой неподвижности.

– Ты не ушиблась? – спросил наконец Марко.

В его голосе не было нежности.

Она что, ожидала, что он будет нежен?

Конечно же, нет.

Она не ожидала от него нежности. Во всяком случае, сейчас.

В его голосе явственно прозвучало нетерпение, и Лия заторопилась. Она отпрянула назад, стараясь не смотреть на Марко.

– Со мной все в порядке, – сказала она, глядя на носки его ботинок.

– Точно? Похоже, что ты подвернула лодыжку и…

– Со мной все в порядке, – повторила она, упрямо стиснув зубы.

Он пожал плечами, покачал головой, и они двинулись дальше.

***

В такие холодные, туманные дни, особенно по утрам, Чарли Лим всегда жалел, что не послушался своей старшей дочери, Мэри Лу, и не продал ферму после смерти Мэйбл в девяносто первом году.

Поступи он так, сейчас можно было бы спокойно читать газету и нежиться на солнышке где-нибудь в Бока-Ратон. А еще лучше в такой час просто сладко спать.

Вместо этого приходится тащиться сквозь туман и холод в хлев, чтобы заняться там осточертевшими делами, которые так приелись за семьдесят с гаком лет, что он провел здесь после рождения.

«Впрочем, может быть, оно и к лучшему, что я не продал ферму и не подался на юг, – думал старый фермер, отпирая двери хлева. – Разве можно каждое утро спать допоздна? Так и свихнуться недолго».

За те годы, что он жил без Мэйбл, Чарли отвык засыпать по вечерам и не мог проспать позже, чем до пяти часов. Он чувствовал себя таким потерянным и одиноким в большой постели, которую он делил с Мэйбл в течение без малого пятидесяти лет.

Кроме того, он не мог заставить себя продать свой единственный в жизни дом. Родился он в большой, просторной спальне, где, как он чувствовал, ему предстояло и умереть в один прекрасный день, который, видимо, уже не за горами. Сердечко у него никогда не было особенно сильным, а уж после инфаркта в семьдесят девятом мотор и вовсе забарахлил – в груди то и дело давило. Так что дни его давно уже сосчитаны, не так уж много их и осталось.

Может быть, оно и к лучшему. Мама всегда говорила, что с праздника лучше уйти, не дожидаясь, когда все разойдутся.

Взяв вилы, он начал чистить ближайшее стойло, где, прислонившись к стене, стояла старая кляча Люси, давно ослепшая лошадь. Иногда Чарли диву давался, глядя на Люси: до чего же она похожа на него – такая же старая, но все еще живет и временами взбрыкивает. Выглядела кляча такой же усталой, как и ее хозяин, и точно так же смиренно ожидала скорой смерти.

Старику хотелось думать, что внуки будут скучать по нему и им будет не хватать деда, когда он умрет. Внучата любили ездить к нему, особенно на Рождество, когда он прицеплял к трактору сани и катал визжащих от восторга мальчишек по заснеженным холмам Олбани. Но теперь они уже подростки и слишком солидны для традиционных развлечений. Впрочем, обе дочери говорят, что и он стал слишком стар, чтобы соблюдать традиции.