Все краски ночи - Линда Ховард (2009)

Билли Коупленд проводил тщательное сканирование местности, пристально глядя в окуляр. Ему показалось, что он заметил, как за камнем мелькнула одежда. Этот камень был на краю зоны отчетливой видимости его окуляра, но выстрел наудачу был бы ничем не хуже выстрела прицельного, и в любом случае, как сказал Тиг, их операция вошла в психологическую фазу. Надо поиграть у них на нервах, добиться, чтобы нервы у них сдали. Надо их вымотать. Не надо сбивать цель, чтобы показать им, что и на таком расстоянии они не могут чувствовать себя в безопасности. Сейчас Билли должен был решить: стоит или не стоит стрелять, не имея перед собой ясно различимой мишени. С одной стороны, вчера они чертову уйму боеприпасов расстреляли, и многолетняя выучка, перешедшая фактически в инстинкт, заставляла его считать каждый выстрел. С другой стороны, было бы забавно нагнать страху на того придурка, кто считает, что так удачно спрятался. Он уже готов был нажать на курок, но ослабил давление.

Нет, не стоит стрелять. Лучше подождать. Не стоит напрасно тратить заряды.

В доме было очень тихо. Абсолютная тишина. Даже ночью, когда мальчики спали, Кейт слышала тихое гудение бытовой техники, и ей казалось, что дом живет своей жизнью. Но не сейчас. Дом был пуст, загадочно мрачен и холоден, несмотря на то, что на улице было тепло и солнечно. Дело в том, что накануне на закате она задернула все шторы на окнах. И шторы не только не пускали в дом свет, они еще и не давали ему прогреться.

– Дай мне ключ от чердака, – сказал Келвин. – Я принесу вниз снаряжение, а ты пока переоденешься.

– Кажется, я должна была принести снаряжение.

– Ты будешь нервничать. Оставайся здесь, тут безопаснее. На чердаке вообще нет никакой защиты.

Кейт подняла брови.

– Теперь, конечно, я нервничать не буду. Ты же будешь наверху.

– Правильно. А ты останешься у себя в комнате. Еще совсем недавно ты готова была всему штату войну объявить, что бы только не дать мне сделать то, что я собирался сделать, и я тебе прислушался. А сейчас я чувствую то же, что ты чувствовала тогда, и ты прислушаешься ко мне. – Голос у него был твёрдым, глаза – спокойные и полные решимости.

Он разом отмел все ее возражения. Кейт, поморщившись, направилась к столу в фойе, где держала ключи.

– Тебя вообще можно переспорить?

– Я не спорю. Пустая потеря времени и сил. Но я прислушиваюсь к чужому мнению. – Он был как раз у нее за спиной и протянул руку, чтобы взять ключ.

Она отдала ему ключ без возражений, но когда он начал подниматься по лестнице, она спросила:

– Ты когда-нибудь злишься?

Он замер, посмотрел на нее сверху вниз, и в сумрачном свете светлые глаза его были как прозрачные кристаллы льда. Даже оттенка голубого в них не было.

– Да, я могу разозлиться. Когда я обнаружил, что этот ублюдок Меллор угрожает тебе пистолетом, я готов был разорвать его голыми руками.

Она помнила тот его взгляд, она помнила, как палец его надавил на спусковой крючок.

– Ты действительно собирался в него выстрелить?

– Какой смысл целиться в кого-то, если не собираешься спустить курок? – сказал он и стал подниматься наверх. – Не распрямляйся во весь рост, когда будешь одеваться! – крикнул он напоследок.

Чуть погодя Кейт тоже поднялась наверх, затем повернула направо и пошла к себе в спальню. Она послушно согнулась, продолжая движение. Теперь нервной дрожи она больше не чувствовала, но это ни о чем не говорило. Там, у камня, ничего не произошло; то, что было с ней и Маурин прошлой ночью, оказалось простым совпадением, не более того.

Если она будет повторять себе это каждый день, то однажды поверит. То ощущение – оно было слишком сильным, слишком внезапным.