Гобелен - Каррен Рени (2002)

– Думаю, она тоже надела маску, – продолжал Персиваль; его слова могли бы удивить Бевила, но племянница прекрасно бы его поняла. – Лаура очень изменилась. Стала совсем другой. Только недавно в ней произошли перемены к лучшему. Дети вернули блеск жизни ее глазам.

– Так почему же она не в Хеддоне? Или ты хочешь сказать, она не знает, что я, подобно Лазарю, воскрес из мертвых?! – воскликнул Алекс.

Персиваль с усмешкой проговорил:

– Когда Лаура была девочкой, я часто говорил ей о том, что не следует в тебя влюбляться. И знаешь, что она мне на это отвечала?

Алекс вопросительно взглянул на собеседника.

– Она сказала мне, что я ничего не понимаю. Я до сих пор слышу этот тоненький визгливый голосок. «Дядя Персиваль, – говорила она, – он мой. Он, может, сам этого еще не знает, но это так. Диксон Александр Уэстон всегда будет моим, покуда я не умру».

– Но это не объясняет ее действия, – судорожно сглотнув, пробормотал Алекс.

– И я помню, как она приходила к твоему памятнику. Она стояла, касаясь мрамора, словно в нем жила твоя душа. Я помню один такой день. С утра накрапывал дождь, и я стал уговаривать ее уйти в дом, но она не захотела. А потом сказала нечто очень странное. Лаура сказала: «Я убила бы себя, дядя Персиваль, если бы не думала, что Бог в наказание не подпустит меня к душе Алекса. Но быть может, я уже умерла». Ты знаешь, она никогда не плакала. Ни разу. Держала скорбь в себе, будто боялась, что стоит появиться од ной слезинке – и тогда поток горя не остановить, он смоет все плотины.

– И все равно это не ответ, – проговорил Алекс, проклиная дрожь в голосе, выдававшую его волнение.

– Ты хочешь знать правду? Она в словах самой Лауры. Она сказала, что будет любить тебя до самой смерти, и в каком-то смысле она умерла вместе с тобой.

Граф стиснул зубы; он держался из последних сил.

– Ты хочешь сказать, что это все, что между нами ничего не осталось?

– Я этого не говорил, Алекс. Я лишь хочу сказать: для того, чтобы наладить жизнь с ней, тебе придется проявить больше терпения, больше сочувствия и больше сострадания, чем ты можешь представить. Если ты позволишь мне высказать мое мнение по поводу того, что происходит с Лаурой, то знай: она боится, Алекс, отчаянно боится. Она столько отдала-и все потеряла. Чего ты от нее ждал? Что она будет счастлива, дожидаясь твоего возвращения? Она всего лишь женщина, со своими достоинствами и недостатками. Она бывает права, бывает, что и ошибается. Конечно, Алекс, ты страдал, но поверь: пока ты сражался с французами, Лаура вела свою собственную битву. Когда ты находился в плену, она тоже была в плену. Но тебя ад лишь окружал, а Лаура носила ад в душе.

– Господи, так что же мне делать?!

– Люби ее. Верь в свою любовь. Эта вера поддержит тебя. Иначе нельзя. – Персиваль улыбнулся грустной улыбкой человека, знакомого с одиночеством не понаслышке.

Алекс развернул коня и поехал в Хедцон-Холл. Ему было над чем подумать.

Какое– то время Персиваль смотрел ему вслед. Затем, снова улыбнувшись, медленно поехал следом за графом.

Алекс направился прямо к реке. Стоя на мосту, он смотрел на воду и думал о Лауре.

В своих молитвах он чаще обращался к ней, чем к Богу. Она навсегда поселилась в его сердце.

Он вспоминал девочку с куклой под мышкой, девочку, смотревшую на него полными любви глазами. Вспоминал Лауру, читавшую в саду, и Лауру, игравшую с ним в шахма-ты. Он видел перед собой Лауру в наряде горничной, и Лауру, целовавшую на ночь рыцаря на гобелене. Видел Лауру, нагую и прекрасную, как сирена.

Он думал, что ей будет хорошо в Хеддон-Холле в его отсутствие. Надеялся, что и их ребенку будет хорошо.

Ему даже в голову не приходило, что Лаура может измениться, что она может стать другой.