– А поподробней про это самое зло там есть что-то? В книгах? – робко прервала старика Рики. – Что оно из себя представляет?

– Подробнее я и сам хотел бы знать, милая девушка. Но книги лишь направляют нас, а мы уже сами должны разгадать их намёки и подсказки. Я видел древние тексты и читал их лично. Ничего, кроме смерти, не сулит высадка на Вороньем острове. Всякому, кто осмелиться покуситься на его богатства.

– Так богатств как-то маловато, – никак не мог угомониться Рин. – Одна облезлая золотая нитка да немного золота, которое один лысый морской чёрт знает, как оттуда выскрести. Оно же к камню прилипло!

– Богатства – это не только драгоценные камни, юноша. Это могут быть знания, оружие... Как те щит и меч, что сбили с толку уже не одно поколение в Берлау. Каждый человек вкладывает в это понятие лишь свой, понятный ему одному, смысл.

– Зачем мне знания? – опять воскликнул Рин. – Вот сундучок алмазов не помешает! А про смерть это всё глупости и выдумки. Я на этом острове уже в восьмой раз. Как видите, жив-здоров и весьма недурно пахну.

– Не знаю, как ты, а мне что-то не по себе стало, – пробормотал сидевший рядом с ним стражник. – Есть в этом месте что-то недоброе. Одних ворон только сколько вокруг горы летает. Да и неспроста же книги писались.

– Ты просто краба переел, – захохотал Рин и толкнул беднягу в бок.

– Выпей, – Дагорм протянул лучнику флягу. – Это немного развеет мысли. Что сделано, то сделано. Сейчас важно ничего более здесь не трогать и молиться, что Гверн скоро заберёт нас отсюда.

– Где он бродит этот ваш Гверн? Мы добрались сюда за световой день, а королевский бриг домчится и того быстрее.

Дагорм развёл руками и как бы невзначай посмотрел в сторону Стернса.

– Я и сам задаю себе тот же вопрос.

– Гверн скоро прибудет, – раздался голос Гайларда, так и продолжавшего стоять в входа и даже не обернувшегося к сидевшей вокруг костра компании. – Если он задерживается, значит, возникли на то причины.

– Хотелось бы знать, какие такие причины, – про себя промычал Дагорм, уткнувшись подбородком в воротник одежд.

Костёр продолжал мерно трещать, а собравшиеся около него – тихо беседовать. Вскоре и их голоса стихли, и были слышны лишь ровное сопение да редкий храп. Впрочем, и те не всегда были уловимы и заглушались завыванием ветра и шумом дождя.

Стоявший у входа Гайлард опустился на землю и теперь сидел, вытянув ноги. Сон никак не шёл. Глаза уже привыкли к ночной темноте и даже могли различить очертания деревьев, сгибавшихся под напором стихии. Дождь хлестал со всей силы и своим шумом убаюкивал всех.

Внезапно Гай насторожился и прислушался.

– Ты тоже это слышишь? – тихо произнёс он в сторону заступившего на ночную вахту стражника и вгляделся в черноту ночи.

Где-то там, неподалёку, перемежаясь с гулом ветра и гневным шумом моря, раздавался еле уловимый скрежет. Будто острыми когтями медленно проводили по камню. А затем скрежет стих и сменился тихим монотонным шуршанием, похожим на трение кожи змеи о песок, которое так же внезапно пропало, как и появилось. Стернс поднялся, вытащил из ножен меч и подошёл к краю пещеры.

– Не стоит, милорд, – не отдавая себе отчёта в действиях, стражник перехватил руку Гая, не позволяя тому выйти из пещеры. Но уже спустя секунду разум завопил внутри воина, и тот спешно одёрнул руку и помолился в душе, что его нахальная заботливость не разгневает господина.

Гнева со стороны Гайларда не последовало. А таинственного шума больше не повторилось. Лишь ветер продолжал тоскливо завывать и ломать деревья, а волны – разбиваться о скалы.