Сокровенные тайны - Сандра Браун (2000)

— Смерть моей матери сыграла в этом какую-то роль?

— Возможно. Мы ее не касались в разговорах — не было сил.

— Почему?

— Дьявольски тяжело было. А вы как думали, черт побери?

— Отчего же все-таки вам трудно было общаться с Джуниором и говорить о смерти Селины?

— Оттого что раньше нас всегда было трое. И вдруг одного не стало. Встречаться вдвоем — что-то в этом было не то.

Алекс мысленно прикинула, стоит ли добиваться более подробного ответа, и рискнула:

— Хорошо, вас было трое, но если среди вас и затесался третий лишний, то это был Джуниор, не Седина же. Верно? Вы с ней были неразлучной парой еще до того, как стали неразлучной троицей.

— Не лезьте, черт побери, в мою жизнь, — проскрежетал он. — Ни черта вы в ней не смыслите и во мне тоже.

— Не с чего злиться, Рид.

— Ах, не с чего? А почему бы мне и не злиться. Вы желаете воскресить прошлое, все, от моего первого настоящего поцелуя до дерьмового спортивного трофея, которому красная цена — кучка конского навоза, и мне после этого не злиться.

— Люди в большинстве своем любят предаваться воспоминаниям.

— А я не люблю. Я хочу оставить свое прошлое в прошлом.

— Потому что вспоминать больно?

— Отчасти.

— Больно вспоминать и то, как вы впервые по-настоящему поцеловали мою мать?

Он шагнул к дивану и, упершись кулаками в сиденье возле ее бедер, негромко, вкрадчиво произнес:

— Тот поцелуй вас чертовски заинтриговал, правда, госпожа прокурор?

Рид совершенно ошеломил ее. Она потеряла дар речи.

— Что ж, если вас интересует, каким именно образом я целую, может быть, вам стоит узнать это на личном опыте?

Он сунул руки под ее меховой жакет, сцепив их у нее на спине, чуть пониже талии. Одним рывком поднял ее с дивана.

Беззвучно охнув, Алекс упала ему на грудь, но устояла на ногах; и тут он наклонил голову и накрыл ее губы своими.

Сначала она была так поражена, что даже не шевельнулась. Поняв, что происходит, она решительно уперлась ему в грудь кулаками. Попыталась отвернуть голову, но Рид ухватил ее рукой за подбородок и держал крепко. Губами он умело раздвинул ее губы и просунул между ними язык. Поцелуй был глубоким, полным; его язык скользил по ее рту и резкими ритмичными движениями устремлялся к гортани. Губы у него были обветренные. Она чувствовала на своих губах их шершавость и одновременно восхитительную гладкость его рта.

Быть может, она чуть слышно взвизгнула от удивления и желания. Быть может, ее тело стало податливым, уступая ему. Быть может, у него из груди вырвался низкий рык вожделения. Впрочем, все это ей могло и почудиться.

Но ей не почудилось острое покалывание между ног, не почудилось, как затрепетали груди, и жар, разлившийся по телу от живота, словно тающее масло, тоже не почудился. Она точно помнит необыкновенный, удивительный вкус его губ, запах ветра и солнца, исходивший от его волос и одежды.

Он поднял голову и заглянул в ее потрясенные глаза. В его взгляде отражалось не меньшее смущение. Однако уголок его рта приподнялся в язвительной усмешке.

— Это чтобы вы не чувствовали себя обделенной, — пробормотал Рид.

И покрыл ее влажные губы мягкими, легкими поцелуями, потом дразняще, чуть касаясь, обвел их языком. Кончиком языка тронул уголок ее рта, и эта многозначительная ласка словно выпустила на волю копившийся где-то у нее в животе ворох новых ощущений.

А он снова плотно прижался раскрытым ртом к ее губам. Его язык погрузился в ее рот, и она непроизвольно отзывалась на его дерзкое вторжение. Он ласкал ее рот неторопливо, и было это несказанно приятно, а руки его скользили по ее спине, по бокам — к груди. Он легонько потер ладонями ее груди, и ей нестерпимо захотелось, чтобы он коснулся их вершин.